Зов Ктулху

Я находился далеко от дома; восточное море очаровало меня. В сумерках я слышал, как оно бьется о скалы, и знал, что увижу его прямо за холмом, на котором искривленные ивы дрожали на фоне чистого неба и первых вечерних звезд. Предки призвали меня в старое поселение, лежавшее за этой рощей, и я шагал по дороге, припорошенной мелким, свежим снегом, поднимавшейся к мерцавшему между деревьев Альдебарану и к древнему городу, который я часто видел во сне и ни разу – наяву.

Близился Юлтайд – праздник, который люди теперь зовут Рождеством, хотя в глубине души знают, что он старше Вифлеема и Вавилона, Мемфиса и самого человечества. Близился Юлтайд, и я наконец пришел в древний приморский город, где мои родичи жили и справляли его в стародавние времена, когда он был запрещен, – в город, где они велели своим сыновьям проводить торжество раз в столетие, дабы изначальные тайны не канули во мрак времен. Мой народ был древним – даже три века назад, когда этот край еще заселялся, и странным. Смуглые, скрытные люди явились из опиумных южных садов, где росли орхидеи. Прежде чем овладеть речью голубоглазых рыбаков, они говорили на другом языке, а ныне рассеялись по стране, связанные лишь таинствами, которые не мог постичь ни один из живущих. Я оказался единственным, кто вернулся в старый рыбацкий городок, следуя за легендой, ибо только бедные и одинокие ее помнят.

С вершины холма я увидел Кингспорт, сверкающий инеем и простертый в сумерках. Заснеженный Кингспорт, со старыми флюгерами и шпилями, коньками и дымниками на трубах, пристанями и мостиками, ивами и кладбищами, – бесконечный лабиринт узких, кривых улочек вокруг устремленного в небо, увенчанного церковью и не тронутого временем утеса. Колониальные дома кренились во все стороны на разной высоте, словно разбросанные ребенком кубики, седая древность парила, раскинув крыла над побелевшими от мороза фронтонами и двускатными крышами. Оконца над дверьми, похожие на раскрытые веера, и другие, с разделенными рамой стеклышками, поочередно загорались в холодных сумерках, дабы присоединиться к Ориону и допотопным звездам, глядевшим на ветхие причалы, о сваи которых билось темное, первобытное море, чьи волны в незапамятные времена принесли сюда моих предков.

На холме у дороги возвышался еще один утес, суровый и выветренный. Присмотревшись, я понял, что это кладбище – черные надгробия вздымались из-под снега зловеще, как ногти гигантского трупа. Дорога, на которой замело все следы, выглядела заброшенной. Изредка мне казалось, что я слышу в ветре жуткий скрип виселицы. Четырех моих родичей вздернули за колдовство в 1692-м, вот только я не знал, где именно.

Дорога свернула к морю, и я навострил уши, пытаясь расслышать шум вечернего веселья в городке, но вокруг было тихо. Подумав о времени года, я решил, что обычаи старых пуритан могут меня удивить. Возможно, они молились молча – в сердцах своих. Я не слышал рождественских песен, не видел гуляк – просто шел мимо слабо освещенных фермерских домиков, вдоль темных каменных стен. На соленом ветру скрипели вывески старых лавок и приморских таверн, под сенью колонн поблескивали дверные молотки – в свете, сочившемся из маленьких занавешенных окон, едва удавалось различить улицы.

Я видел карты города и знал, где поселились мои родственники. Мне говорили, что меня узнают и примут, ибо легенда живет долго. Я поспешил по Бэк-стрит на Серкл-корт и, скрипя свежим снегом на единственной мостовой в городе, к Грин-лейн, уводившей от крытого рынка. Старые карты не лгали и не доставили мне неприятностей, хотя жители Аркхема, вероятно, ошиблись, сказав, что здесь ходят трамваи, ведь провода не попались мне на глаза. Впрочем, снег в любом случае укрыл бы пути.

Я был рад, что решил прогуляться – с холма белый город смотрелся просто чудесно, и мне захотелось как можно скорее постучать в дверь своих родственников, живших на Грин-лейн – в седьмом доме слева. Его древняя остроконечная крыша царапала небо, а второй этаж выдавался вперед – так строили до 1650 года.

Когда я подошел к дому, внутри горел свет. Увидев ромбовидные окна, я понял, что это жилище почти не изменилось с давних времен. Верхняя его часть, нависшая над узкой, заросшей травой улицей, почти касалась второго этажа дома напротив, образуя подобие туннеля, и низкое каменное крыльцо не занесло снегом. Тротуара я не заметил, но у многих домов были высокие двери, к которым вели два пролета ступеней с железными перилами. Это казалось странным – я только приехал в Новую Англию и никогда не видел ничего подобного. Кингспорт понравился бы мне больше, если бы на снегу виднелись следы, на улицах – люди, а шторы хотя бы на нескольких окнах были открыты.