Зов Лавкрафта

– Ничего, – сказал Синюгин, продолжая смотреть. Он многое понимал про Каленова, и это многое ему не очень нравилось. Тот был молод, москвич, с расхлябанными движениями – совсем чуть-чуть, но тренированный глаз Синюгина это отметил. Каленов был из особой касты, или как это назвать? Сын большого начальника, учился в МГУ или еще где в московском вузе, никогда не знал ни в чем отказа и, кажется, действительно думал, что мир создан для него лично. Спортсмен, это видно.

Лыжник, может быть. Или легкий атлет. Плечи и осанка.

– Ты сильный? – спросил он у Каленова. Тот вздернул брови в шутливом изумлении. Наконец Синюгин понял, что его больше всего раздражало в фельдъегере. Вот эта манера все вышучивать, юморить без повода, преувеличивать и наигрывать. Такая современная очень штука, думал Синюгин, словно он был намного старше лейтенанта. Впрочем, и был. Тридцать один и двадцать три – двадцать четыре – есть разница.

– Коль ваша милость решила проверить, остры ли шпаги… – начал Каленов. Синюгин его перебил, протянул руку, как на рукопожатие.

– Сможешь? – спросил он лейтенанта. – Не бойся.

– А с чего мне бояться? – тот, в свою очередь, протянул ладонь. Выглядело это вполне серьезно. Жилистая, на вид совершенно простая ладонь Синюгина и крепкая, тренированная на гантелях и акробатике, рука Каленова. Их ладони сомкнулись.

– На счет три, – сказал Синюгин. – Готов?

Каленов кивнул. В глазах его зажегся огонек интереса и азарта. Ага, подумал Синюгин.

– Раз, два, – считал капитан негромко. Старая армейская игра – кто сильнее сожмет лапу товарищу. Иногда после рукопожатий некоторые ходили с распухшими кистями. А кому и пальцы ломали. Но популярная штука, хотя уже давно и не смешная.

Синюгин посмотрел в глаза Каленова и сказал: три.

Начали.

Каленов сразу перешел в наступление. Рука его, как железная клешня, сомкнулась вокруг ладони Синюгина, и выжимала вес, похоже, на мастерский разряд. Давление такое, словно сунул руку под паровой пресс. Пшииих. Бам. И готова плоскость.

Глядя в глаза Каленова, капитан Синюгин вдруг вспомнил, как кружились облака над местом взрыва, словно их разметало по идеально ровной окружности. Тоцкий полигон, пятьдесят четвертый. И как вороны сидели на черных деревьях и каркали, когда он шел от деревни по выжженной траве.

Синюгин слышал, как гудят лампы над головой, как вибрирует корпус самолета, как монотонно ревут двигатели «Ту‐104», словно быки в стаде за рекой. И потом чуть довернул кисть в ладони Каленова и нажал. У лейтенанта на висках выступил пот, шея взмокла – Синюгин почувствовал острый запах его пота. Сейчас это была уже не игра, а схватка.

Каленов давил, Синюгин давил. Он был спокоен и продолжал смотреть в глаза сопернику.

А потом начал разламывать ему ладонь.

Легкое незаметное движение кистью – Каленов давил силой, а Синюгин теперь использовал его мышцы против него же. Фокус-покус. Он переложил вектор силы на сустав большого пальца лейтенанта. Каленов давил на плоскость ладони, а Синюгин в ответ давил на его большой палец. И палец начал сдавать.

Перед глазами у Синюгина поплыли черные круги. Каленов был молод и силен, наверняка разрядник по трем-четырем дисциплинам. Так что даже невыносимая боль (а ему сейчас было очень больно) не заставила его признать поражение. Лейтенант держался из последних сил. Глаза его налились кровью, лицо перекошено. Синюгин продолжал жать, направляя напряжение так, чтобы давить на сустав противника, но не сломать его.

Каленов покраснел от натуги. Давай, мальчик, думал Синюгин, покажи, на что ты способен. Я бы на твоем месте не сдался, даже если бы мне вырвали сустав целиком. А боль сейчас невыносимая. Давай. Давай.

Каленов держался. Губы его дрожали от напряжения, пот струился по лбу, тек в глаза, но он продолжал бороться и терпеть. И вот, когда казалось, он сдастся, Синюгин вдруг ослабил хватку. Бам. Еще мгновение рука Каленова продолжала сжимать, но силы в ней уже не было никакой – потом перестала давить на воздух.

– Ничья, – сказал Синюгин. – Я устал.

Мгновение Каленов смотрел в глаза капитана, потом кивнул.

– Годится, – сказал он хрипло. Голос сел от напряжения. А мальчишку хоть выжимай, подумал Синюгин. Плечо тупо ныло, во рту появился привкус крови. Круги перед глазами стали лилово‐черными, как занавес.

Синюгин кивнул.

– Правда? – он спокойно смотрел на фельдъегеря.

– Годится, товарищ капитан, – сказал Каленов строгим голосом, как раньше. Без всякой развязности. – Так точно, ничья.

– Хорошо, – сказал Синюгин. Откинулся в кресле. Похоже, он все-таки перенапрягся: в брюхе что-то дрожало мерзко, и во рту таял медный привкус крови. Только не показывай виду. Еще не хватало здесь в обморок грохнуться. Стоять, сукин кот. Стоять.

* * *

«Пожалуйста, приведите спинки кресел в вертикальное положение и застегните ремни. Через пятнадцать минут наш самолет совершит посадку в Центральном аэровокзале города Москвы Внуково. Температура воздуха в Москве двадцать один градус».