Зря ты нанял меня, артефактор!

Вообще, раньше меня звали Хэвергри Лайсо. Я родилась в Пике Волн, в семье профессора и актрисы. В жилах родителей текла старая знатная кровь, но они происходили из обедневших родов и сами всего добились в жизни — добрались до того уровня, что у нас принято считать «твердым средним классом». Еще у меня было два младших брата, попугай и пес. Я всей душой любила Пик Волн, наш дом находился неподалеку от Озера Истинных Намерений, и я часто гуляла возле него, заглядывая в темную воду, которая никогда не отражала твое лицо — только твои потаенные мысли, как бесплатный и очень жестокий психолог…

Я росла, будто нежная принцесса: родители не жалели денег на мое образование. Я с детства обучалась танцам, гимнастике, иностранным языкам, манерам, поэзии и драматургии. Мне нравилась работа матери — актриса, но меня также прельщали исследования отца. Мне точно стоило пойти куда-то в область гуманитарных наук.

Я никогда не мечтала о том, что я хочу получить.

Я всегда мечтала о том, какой я хочу быть.

Умной. Красивой. Утонченной. Обходительной. Я хотела быть леди, которая живет в красоте, созидает красоту, чье сердце полно любви и знаний, которые освещают мир. Я хотела быть ласковой и игривой, вдумчивой и честной, гибкой и благородной.

Благополучной. Идеалом женщины из древних поэм — вот кем я хотела быть.

И, конечно, я хотела учиться в закрытом университете имени Селесты на восточном побережье острова — и нигде больше. Когда я добилась этого, получила стипендию в самое харизматичное из учебных заведений Шэрхенмисты, я была совершенно счастлива.

Помню свой шок в первый год обучения. Мир богатых аристократов, помешанных на древности, оказался куда более наркотически-томным, чем я представляла себе из нашего сада с цветущими глициниями. Но он понравился мне, боги, да, он мне понравился!..

Пьесы, сцены, темнота, красота — это было квинтэссенцией нашего бытия в университете Селесты. Наверное, можно сказать, что в некоторой степени я пошла по наклонной дорожке, но эта жизни была по-своему прекрасна. И я думала: за спуском будет новое возвышение. Зато мне будет о чем вспомнить. Есть разница между тем, чтобы бесконтрольно и бездумно падать в порок, и тем, чтобы выбирать для своей жизни разные цвета и оттенки — чтобы наполнить ее контрастами, чтобы ни о чем не жалеть в старости.

Я думала, у меня все под контролем.

Моей лучшей подругой была Финна Торчергуд. Тем летом я ненадолго заехала домой, а потом отправилась гостить к ней.

Финна была наследницей замка Зайверино, растущего на морском побережье неподалеку от одноименного городка. Незадолго до выпуска Финна перевелась с отделения филологии на теологию и поставила себе целью объединить две компании друзей — «литературную» и «божественную».

Как я сказала, у нас — небольшой университет. Нас, словесников (объединенное отделение актерского мастерства и литературы), насчитывалось всего лишь шесть человек на курсе. Теологов — и того меньше, пятеро. Получалось маленькое, но восхитительное соцветие томных интеллигентов, свихнутых на богах и поэзии, расслабленных, довольных жизнью и немного снобских.

О да, мы были хороши.

В Зайверино к нашим услугам был весь пустой замок — горничных отпустили, а семья подруги где-то путешествовала.

Пара дней прошли как один дурманный мираж — я только и помню, как мы бесконечно зависали в старинной библиотеке, узкой и высокой, похожей на колодец. Шторы опущены. Зажжены разноцветные магические сферы. Их огни отражается в черненых зеркалах, и все, о чем мы жалеем — это то, что слишком жарко для розжига обаятельного камина…

Я возлежала на кушетке из темно-бордового бархата и наизусть читала поэму Шуки Макадуро «Ты и все твои звезды», старательно воя и закатывая глаза на особенно пронзительных пассажах. Кашфиэль ныл, что в коктейль принято класть только одну оливку: что за безобразие, скупость человеческая границ не знает! — и все пытался умыкнуть горьковатый плод из бокала Чокчи Фламберга — рослого парня, специализирующегося на средневековой комедии и всегда игравшего на сцене роли героя-любовника, хотя в жизни он был таким забитым зайчиком, что мы непрерывно его стебали. Патрик и Кларисса искали себе жертву, чтобы попрактиковаться в искусстве шибари*, Финна играла на скрипке, а студенты-теологи жарко спорили о чем-то своем внеземном. Один из них — Дерек — иногда так внимательно смотрел на меня из-под густых ресниц, что я уже предчувствовала романтическое продолжение каникул…

***

Шибари — искусство связывания.

***

 На субботу Финна решила запланировать какую-то эксцентричную вечеринку.

— Пока ничего не скажу, но вам понравится, — пообещала она, загадочно понизив голос. — Это будет незабываемый опыт. Грандиозный.

И, выгнав нас всех на море, подруга готовила нечто секретное в Малой Гостиной.

Но я не смогла принять в участие в развлечении.

Перед приездом в Зайверино я взяла несколько частных уроков по акробатике — хотела освоить пару новых трюков, которые пригодились бы нам на сцене. Один раз переборщила с прыжками, сильно ударилась, упав, и меня еще какое-то время преследовали мигрени.