Теперь, когда в комнате становилось все светлее, а она все еще лежала обнаженной рядом с ним, ей становилось совсем не по себе, но она осталась.
– Яшма, ты знаешь, какие я чувства к тебе питаю, – начал он. Из его глаз исчезли последние признаки сна. – Я любил тебя очень долго. Дольше, чем сам себя помню. Больше, чем ты можешь себе представить. Помнишь тот день, когда ты, вся расфуфыренная, участвовала в шествии? Это был первый раз, когда я тебя увидел. И хотя я был совсем мальцом, я почувствовал, что вся моя жизнь перевернулась.
Яшма помнила шествие, но она, конечно, совсем не могла припомнить лицо Чонхо в толпе многих сотен, если не тысяч людей.
– После того как Дани сказала мне держаться подальше от тебя, и мы потеряли друг друга, я продолжал искать тебя в любом месте, где я оказывался. В тот день, когда вы с Лилией ходили в кино, мои глаза отыскали тебя в толпе, будто бы солнце высветило в море людей тебя одну. – По лицу Чонхо пробежали блики воображаемого света из их давнего прошлого.
– Как странно! В Сеуле же яблоку негде упасть.
– Да, знаю… – Чонхо улыбнулся. – Я просто увидел самую красивую девушку и в следующий миг понял, что она осталась точно такой же, как и прежде. – Он нежно погладил ее по щеке. Яшма постаралась получить от этого касания хоть какое-то удовольствие. – Знаешь, мой любимый цвет – лазурный, – проговорил он. Взгляд его принял блуждающий вид, будто он пытался воспроизвести в памяти давно утраченное воспоминание. – Мне с детства нравилось смотреть на небо. Вещи голубых оттенков всегда привлекали мое внимание, будь то галстук или платье. Так вот, я всегда замечаю тебя и люблю тебя, потому что ты лазурь моей жизни. – Он поглядел на нее смущенно, словно, поделившись этой мыслью, он обрел облегчение и некоторую уверенность в себе.
Яшма была тронута, но одновременно обеспокоена не заслуживающим упоминания фактом:
– Все, что я делал в моей жизни, только ради тебя, – сказал он, поворачиваясь на правый бок, чтобы видеть ее. – Яшма, послушай меня внимательно. Я скажу наставнику, что я никуда не поеду. Прежде у меня не было причины не ехать… Теперь же мне хочется остаться и быть вместе с тобой. – Он крепко сжал ее ладонь. Сердце Яшмы начало бешено колотиться. Щеки покалывало от переполняющих ее эмоций.
– Но ты же дал обещание. Как ты можешь просто забрать свое слово обратно? – спросила она, совсем незаметно отодвигаясь от него.
Глаза Чонхо широко раскрылись. Он добавил с рвением, которое должно было обнадежить ее:
– Товарищ Ли – самый понимающий и добрый человек, которого я знаю. Он никогда никого не удерживал. Он никогда не вел себя так, будто бы я у него в собственности.
Она медленно дышала, пытаясь сдержать жестокость приходивших на ум слов. Однако стоило ей ослабить хватку, как речь понеслась из ее рта сворой яростных псов.
– Но твоя миссия важнее всех нас.
У нее не было времени осмыслить собственные слова. Сначала, когда они вырвались из нее, фраза казалась сочетанием бессмысленных звуков. Весь ужас сказанного ей открылся, когда любящее лицо Чонхо обратилось в камень. И дело было не в том, что он вдруг стал неподвижным и холодным. Одной фразой она затушила сразу все то замечательное и неповторимое, что она видела в Чонхо с их детских лет.
– После всего, что я сделал для тебя… – с трудом проговорил он.
У Яшмы перед глазами пронеслась вся их жизнь: Чонхо кричит ей прыгать с дерева, обещая поймать ее; Чонхо бежит от их дома на поиски повивальной бабки для Луны; Чонхо держит ее руку в ночь, когда разразилась война; Чонхо стоит у ворот с полными еды мешками, когда она оставила все надежды… Он так часто приходил к ней на помощь, что, казалось, достаточно было посмотреть на дверь, чтобы он предстал перед ней. И она поняла, что у него в сознании проносились те же воспоминания. И чем больше он вспоминал, тем острее ощущал безысходность.
– И всего, что бы я еще сделал… Я бы от всего отказался, чтобы ты была в безопасности. – Она едва не вздрогнула от тлеющего пламени в его глазах.
– Я не это хотела сказать. Я, конечно, хочу, чтобы ты остался, – проговорила она. Но слова прозвучали столь неубедительно, что она сама себе не поверила.
Он не проронил ни слова. Ему, кажется, наконец-то открылось, что он растратил жизнь на любовь к человеку, не заслуживающему его внимания. Он поднялся и молча оделся. Его лицо исказила ненависть. Подойдя к двери, он вдруг повернулся.