– Мне не казалось это важным. Я и казнить-то его хотела просто на всякий случай. Меня сбила с толку надпись на манго, а потом и в нашем саду: «Отдай власть». Я подумала – это всё-таки львы. Каракала-то власть совсем не интересует.
– Что же его интересует? – Барсук приготовился сделать пометку в блокноте. – Зачем ему похищать жирафика Рафика?
– Это его месть. Лично мне.
– А за что он мстит? Что между вами произошло?
– Так, ерунда, не стоящая внимания. Но он раздул из мухи цеце Слона Связи и устроил целую драму.
– Вы позволите мне ещё раз тщательно осмотреть детскую комнату и колыбельку Рафика, о Изысканные? На предмет волосков или следов когтей каракала?
– Там сейчас спит Нук! – нахмурилась Младшая Рафаэлла.
– Ну и что? Плевать! – Старшая Рафаэлла презрительно махнула хвостом.
– Я подожду, пока он проснётся, – вежливо сказал Барсук Старший.
Глава 23, в которой смотрят в глаза
Утреннее солнце ещё только проклёвывалось из трещины в горизонте, как сияющий хищный птенец из сумрачной скорлупы, но уже забрызгало взбитым желтком рассвета низкие облака и верхушки скал, похожих на кривые, сколотые зубы в раззявленной пасти льва.
Барсукот никогда до сих пор не бродил по скалам – и сейчас не стал бы этого делать, если бы существовал иной способ отыскать Каралину. Его не покидало ощущение, что и сами скалы, и шершавые валуны, из которых они были слеплены, и сквозные дыры в скользкой каменной кладке, и вздёрнутые острые пики, над которыми назойливыми мошками кружили чёрные вороны, – что всё это было чрезмерным, увеличенным многократно в сравнении с холмами Дальнего Леса, что всё это как будто предназначалось для прогулок какого-то неземного, несопоставимого с Барсукотом по размерам зверя-гиганта.
Как могли каракалы жить в таком неуютном и мрачном, продуваемом всеми ветрами месте? И где именно ему искать Каралину? Он принюхался, пытаясь учуять её неповторимый нежный и терпкий запах или хотя бы какие-то метки диких котов саванны, – но горячий ветер уносил все запахи и забивал его ноздри едкой пылью пустыни.
– Извините, вы не подскажете, где найти каракала Каралину? – во всё горло прокричал Барсукот примостившемуся на зубце скалы ворону.
– Каракар! – сварливо передразнил ворон, после чего разразился, как показалось Барсукоту, отборной бранью на древнем языке Редколесья. – Каруд мосон доп ябет у аниларак лакарак!
– Я не понял, что вы сказали?
Ворон сорвался с места и полетел прочь, оглашая окрестности возмущёнными возгласами. Барсукот проводил его растерянным взглядом.
– Ворон прав, – услышал вдруг Барсукот знакомый вкрадчивый голос.
От неожиданности он так неловко подпрыгнул, что мелкий камушек отскочил от его задней лапы и соскользнул в расщелину.
– Каралина?
Она сидела на том самом зубце, с которого только что слетел ворон.
– Откуда ты здесь взялась?
– Я давно за тобой иду. Просто если бы я окликнула тебя раньше, ты бы наверняка сорвался и упал вниз. Ты, похоже, не слишком уверенно чувствуешь себя в скалах. – Она без малейшего усилия перемахнула с одного зубца на другой, а потом спикировала к Барсукоту. – Я рада, что тебя не казнили.
– Я пришёл по делу, – со всей возможной холодностью сообщил Барсукот. В другой ситуации он не смог бы холодно говорить с Каралиной, но сейчас, когда она усомнилась в его способностях передвигаться по скалам, он почувствовал себя униженным и обиженным, так что тон получился сухим и официальным. Как раз таким, какой подходит для допроса свидетеля.
– И какое у тебя дело в скалах? Берёшь у ворона уроки древнего языка?
– Я пришёл задать тебе пару вопросов по делу об исчезновении жирафика Рафика.
– Ты уверен, что их нужно задавать мне, а не старой жирафе?
– Старая жирафа утверждает, что у неё имеется алиби. Якобы в момент исчезновения Рафика она была вместе с тобой. Якобы вы разговаривали. Ты подтверждаешь, что это так?
– Не подтверждаю. – Каралина отвела взгляд, выпустила и снова спрятала когти и замахала хвостом.
«Она ведёт себя как зверь, говорящий неправду», – с грустью сказал себе Барсукот.
– А впрочем – да, подтверждаю. – Она посмотрела ему в глаза. – Я слишком уважаю себя, чтобы врать. Мы с ней действительно разговаривали. Но это не значит, что она невиновна в краже детёныша. Она могла кого-то нанять.
– Могла, – кивнул Барсукот, внимательно глядя на каракалку. Напряжённо заострившиеся уши (о, эти кисточки, наэлектризованные, лохматые, дерзкие), подрагивающий кончик хвоста (к которому так трогательно прилипла колючка, а она и не замечает), огромные зрачки (да есть ли на свете кошка, чьи глаза прекрасней, чем эти?) – всё, к сожалению, говорило о том, что она беспокоится и даже боится. – О чём же вы говорили?
– Это допрос?
– Я слишком уважаю тебя, чтобы врать, – сказал Барсукот. – Да, это допрос. О чём вы говорили с жирафой?
– Она требовала, чтобы мы с отцом, каракалом Алом, держались подальше от резиденции. А я отвечала, что мы свободные кошки саванны и ходим где захотим.
– Значит, в тот вечер твой отец Ал действительно отирался у резиденции?
– Мой отец отирается там, где хочет. Он дикий кот.