Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

Как сейчас, видит он её высокий, стройный силуэт на фоне окна, за которым уже сгустились сумерки. Она стояла к нему спиной и делала вид, что пытается что-то рассмотреть за темным стеклом. «Глупышка!.. – усмехнулся он тогда в душе, – ну что ты сможешь рассмотреть сейчас там, за окном, когда на улице уже почти непроглядная тьма? Какая ты у меня робкая, девочка моя. Какая боязливая. И насколько девственна! Девственна, словно Святая Мадонна. И до чего же желанная!.. Безумно желанная…».

А еще он вспомнил, как тогда, на подъёме захлестнувшего его влечения к панне Марийке, подошёл он к ней сзади, стоящей у окна, подошел потихоньку, чтобы не спугнуть проснувшуюся в ее девичьем сердце страсть, и пылко, возбужденно прильнул своим взволнованным телом к её телу, такому жаркому, такому ласковому, такому вожделенному… И она не отстранилась от него… Напротив, с той же страстью прильнула к нему всем своим естеством… Но… только на ничтожно малое мгновение прильнула – и тут же, выскользнув из его объятий, смущенно пояснила, что уже поздно и ей пора ехать домой…

– Ох-хо-хо… Упустил я тогда момент!.. Упустил!!! – сильно нахмурив брови, сокрушённо произнес барон… – Ладно!.. Черт с ней, с этой панной Марийкой! Упустил и упустил…

Зато теперь он проснулся окончательно и принялся прислушиваться к голосам прислуги, накрывающей для него к завтраку стол в гостиной. Запахи еды, запах свежеиспеченного хлеба пробудили в нем аппетит и он, ещё немного полежав, решительно встал с постели, накинул поверх длинной ночной сорочки шелковый шлафрок, взял со стола колокольчик и позвонил прислуге…

На его звонок явились два камердинера. К этому времени, как правило, к полудню, ими для хозяина уже была приготовлена тёплая ванна с добавлением розового масла и все принадлежности для скрупулезного ухода за его бородкой и усиками. А также всевозможные расчёски и щёточки для тщательной укладки его волос.

На плечиках была развешена свежевыстиранная, тщательно отутюженная белоснежная сорочка. Стояли начищенные до блеска кожаные коричневые сапоги.

После утреннего туалета барон Ордоновский, благоухающий чистотой, свежестью и запахом дамасских роз, появился в гостиной.

На нем была белая, свободного кроя сорочка из натурального шелка с большим отложным воротником и длинными рукавами на высоких манжетах. Манжеты сорочки были застегнуты на ряд мелких, обтянутых белым шелком пуговок. Точно на такие же пуговки была застегнута и сама сорочка, но только до середины его широкой, могучей груди, на которой переливалась своими витиеватыми гранями толстая цепь с прикрепленным к ней золотым медальоном, на лицевой створке которого была изображена мудрёная магическая пентаграмма, инкрустированная самоцветами.

Пояс его светло-коричневых, с золотыми лампасами узких брюк, в которые была заправлена сорочка, украшал широкий, коричневого цвета кожаный ремень с крупной позолоченной пряжкой. Длинные стройные ноги обтягивали высокие коричневые сапоги.

Жгуче-чёрные кудри его волос были зачесаны назад, маленькая, аккуратная бородка и небольшие усики смотрелись идеально ухоженными…

Итак… намытый и начищенный до блеска барон, благоухающий свежестью и ароматом дамасских роз, появился в дверях гостиной, где для него уже был накрыт к завтраку стол. Но что это?.. Почему его густые, черные вразлет брови стали собираться к переносице?.. Почему уголки капризного рта опустились книзу, а во взгляде больших карих глаз появилось негодование?.. Негодование чем?.. Ах!.. Вот оно, в чём дело… В гостиной к его появлению оказалось слишком много прислуги, гораздо больше, нежели это под силу было выдержать его нервам. Запуганные, с усталыми лицами слуги, всё поняв без слов, неслышной поступью покинули помещение. Через короткое время в гостиной остался один единственный лакей, занимающий в имении барона должность дворецкого.

Это был пан Густав… Высокий худощавый мужчина в возрасте около семидесяти лет, который верой и правдой служил семейству господ Ордоновских на протяжении нескольких десятилетий. Очень опрятный, всегда в белых перчатках и всегда во фраке, который, по обыкновению, был у него начищен и отутюжен безукоризненно.

Был пан Густав человеком богобоязненным, очень миролюбивым и честным. В его задачу входило прислуживать барину во время его трапезы. Обслуживал он барина без суеты. Ступал бесшумно. Не мельтешил перед его глазами и никогда не стоял у него за спиной. За долгие годы службы он научился чувствовать своего хозяина… Знал, когда следует убирать одно блюдо и подносить другое. Заранее знал, какое из блюд его избалованному барину придется по вкусу, а какое, скорее всего, может быть сметено им со стола со страшным ревом и скандалом.

Барон, удовлетворённый тем, что слуги всё правильно поняли и вовремя покинули гостиную, доброжелательно пожал руку пану Густаву и окинул взглядом сервированный для него к завтраку стол.