Наконец… барон предложил женщине пройти в гостиную. Она послушно вошла… Нет… не вошла… Проскользнула в помещение так легко, так беззвучно, словно легкое дуновение ветерка… Остановившись посередине гостиной, она вновь замерла, по-прежнему не отрывая от пола глаз…
Барон, всё так же вольготно, с закинутой ногой на ногу, продолжал восседать в подушках дивана и всё так же, не сводя с неё глаз и не произнося ни слова, изучал её.
Он уже успел отметить для себя, что одета она очень опрятно: в белоснежную льняную рубашку красиво расшитую ярким орнаментом, в яркую цветастую юбку, поверх которой повязан большой, белоснежный передник, расшитый точно таким же орнаментом, как и сама рубашка, и в белом платочке на голове, завязанным на затылке. Платок скрывал волосы женщины, открывая взору лишь только её длинную черную косу за спиной.
Наконец… барон встал с дивана и неспешно подошёл к ней… Подошел близко, почти вплотную… Какое-то время он продолжал изучать её вблизи, затем тихо спросил: «Хлеб пекла ты?»
Расценив вопрос хозяина, как недовольство своим мастерством по выпечке хлеба, работница нервно одернула фартук и, еще больше сгорбившись, утвердительно качнула головой.
Стоя вплотную к работнице, барон почувствовал приятный дух выпечки от её тела без примесей каких-либо других, раздражающих его обоняние запахов. «Боишься меня?» – спросил он, вплотную склонившись к её лицу…
Женщина ощутила на своем лице тёплое дыхание своего Пана… Услышала так близко, так нереально близко от своего уха его приятный, немного приглушённый голос. Почувствовала головокружительный аромат его духов. Аромат, который до сей поры ей никогда еще в жизни не доводилось вдыхать. Однако в ответ ему по-прежнему не проронила ни слова. Она была преисполнена тяжкого ожидания, что же с ней будет дальше, если окажется вдруг, что хозяину хлеб её выпечки не пришелся по вкусу…
– Зовут тебя как?
– Ганкой…
– Ганкой?.. – переспросил он, желая еще раз услышать, как она произносит свое имя. Но она ничего больше не сказала и всё так же продолжила смотреть себе под ноги…
– Ганка!.. А почему ты всё в пол смотришь? – тихо улыбнулся он. – Почему не смотришь на меня?..
Ганка снова ничего не ответила… Только переступила с ноги на ногу и затихла…
Легонько, двумя пальцами руки, барон коснулся подбородка Ганки и приподнял её лицо вверх. На него с испугом взглянули два больших, цвета синих васильков глаза. Небольшой аккуратненький носик Ганки был перепачкан мукой.
Но что это?!! Что случилось?!! Почему сердце Ясно Вельможного Пана так больно защемило в груди? О-о-о… но ведь лицо этой Ганки – точная копия лица панны Марийки!.. Да, да! Той самой панны Марийки Левандовской, которую он так бездумно потерял в ранней своей молодости. «Нет! Это немыслимо!.. Это нереально!!!» – в замешательстве смотрел и смотрел на Ганку барон. Ему всё напомнило в ней незабвенную его панну Марийку. Всё!.. Всё!.. И личико, и тонкая бледная шейка, и даже коса!.. Всё, как у Марийки Левандовской! «Вот только росточком совсем крохотулька!..» – отметил он для себя.
Волна давних, забытых уже ощущений, некогда связанных с присутствием в его жизни панны Марийки, воскресла в нём вновь и с новой силой захлестнула его сердце. Вот она, его панна Марийка!.. Вот она, снова тут, перед ним!.. И она… И не она… Чем-то все-таки другая, но снова такая же желанная!.. И так мучительно захотелось ему вернуть в день сегодняшний хотя бы толику того, чем не смог он воспользоваться в дне вчерашним… Вернуть прямо сейчас! Немедленно!.. Немедленно!!!
– Ты откуда родом? С какой деревни? – взволнованно прильнул он своим лицом к ее виску… Жаркое дыхание Пана снова обдало лицо Ганки…
– С Князевичей я, Ясно Вельможный Пан, – еле шевеля губами, ответила Ганка.
– С Князевичей?!! – крайне удивился барон… – Так ведь деревня Князевичи не в моём поместье. Это в поместье князя Левандовского.
– Я родилась в Князевичах, – как-то съёжившись, пояснила Ганка. – Князь Левандовский – это наш барин. Моя матка Михайлина Кулевич батрачила в имении пана Левандовского…
– А как ты, Ганка, оказалась в моём имении? Почему не на своего Пана батрачишь?
– Да я, барин, уже много лет живу в одной из ваших деревень. В Каленевцах…
– В Каленевцах живешь?!! – все никак не мог разобраться барон в том, как дворовая девка соседнего Пана оказалась в его вотчине. – А как ты в моей-то деревне оказалась? Ты замужем или девка?
– Замужем я!.. – робко ответила Ганка.
– Да Селивестра Богдана жёнка она, что у вас, Ясно Вельможный Пан, в имении плотником работает, – прохрипел пан Медлер, нерешительно выступив из-за портьеры, висящей на двери гостиной.
Барон, продолжая придерживать подбородок Ганки вверх, жадно ощупывал взглядом ее лицо. Она же, от страха на него взглянуть, прикрыла глаза.
«Так вот почему ты копия Марийки Левандовской… Уж не проделки ли это любвеобильного князя Левандовского?! Уж не его ли ты, Ганка, дочь?!! Не сестра ли Марийки Левандовской?!! Ну-у-у, князь! Ну-у-у, ты и прока-а-азник…» – усмехнулся одними глазами барон.