Как только этот холеный, обворожительный господин появлялся в зале, вся женская половина общества тут же отказывалась подчиняться рассудку и здравому смыслу, а так же следовать всевозможным доктринам, внушённым им с малолетства их родителями, тетушками, бабушками и учителями по этикету.
Всеми своими силами встревоженные барышни и дамочки притягивали внимание барона Ордоновского к своим достоинствам и своим прелестям, при этом давая понять рядом стоящим с ними кавалерам, что соперничать им с эти могучим, пышущим безудержным мужским потенциалом господином, владыкой женских умов и сердец – пустая бессмыслица…
О чудодейственном даре вводить своим внешним видом людей в оторопь и замешательство, лишать их разума и возможности контролировать свое поведение барон Ордоновский знал давно и прекрасно. Привыкнув к явлениям подобного рода, он давно не обращал на это ровным счетом никакого внимания, лишь только прицельно вглядывался в лица незнакомок, собравшихся в обществе, замышляя для себя новый роман, финальную концовку которого, с еще одним разбитым женским сердечком, предугадать было несложно…
Престарелые родители барона Ордоновского-Младшего, давно отошедшие от всех дел, связанных с руководством их имениями и земельными владениями, проживали в то время в Варшаве. Передав бразды правления своему единственному сыну, доживали они свой век в почёте и роскоши. Им нравилась хозяйственная жилка их отпрыска. Они довольствовались его умением держать в узде дворню, грамотно заводить и поддерживать полезные знакомства, умению рачительно относиться к земельным и лесным ресурсам, компетентно вести расходы, а также выгодно сбывать сельхозпродукцию с полей и садов своего хозяйства.
Но всякий раз, когда сын навещал своих родителей в Варшаве, они неустанно бранили его за легкомыслие в суждениях о браке. Им, желавшим видеть своего мальчика добропорядочным семьянином, с красивой женой под боком и стайкой весёлых ребятишек в доме, было не понять, отчего так случилось, что он, их сын Стефан-Райнхольд, возраст которого перевалил за сорок лет, ни разу серьезно не заинтересовался ни одной из представительниц прекрасного пола…
Терпеливо выслушав проповеди родителей и заверив их в том, что обязательно пересмотрит свои взгляды на брак, сыночек, поблагодарив Всевышнего за то, что над ним больше никто не довлеет, удалялся от них в свои любимые с детства пенаты в Гродненской губернии, к привычной для себя жизни… А там он снова и снова не отказывал себе в удовольствии развлечься с какой-нибудь очередной красавицей, точки соприкосновения с которой пересекались в местах их обоюдоострого желания обладать друг другом. Но… как только связывающие их чувства начинали трансформироваться в новую форму их отношений: её – в желании любить его вечно, его – поскорее от неё избавиться, барон отношения с данной женщиной прерывал… И женитьба его снова откладывалась на неопределенный срок – на радость ему, заполучившему от уз наскучившей ему дамы обожаемую свободу, и на крайнее недовольство его родителей, уже окончательно теряющих всякую надежду дождаться желанных внуков от единственного и ненаглядного своего сыночка Стефана-Райнхольда.
V. Пан Казимир Медлер
Пан Медлер, в сопровождении своей любимой собаки по имени Шайтан, крупного и очень злобного, чисто черного окраса кобеля дворовой породы, неслышно ступал по мягким коврам, устилающим полы дома Ясно Вельможного Пана Ордоновского. Он направлялся в сторону его кабинета…
На завтрашнее утро Ясно Вельможный Пан собрался с господами выехать на охоту, и пану Медлеру предстояло уладить с ним лишь небольшие нюансы предстоящего мероприятия.
Пан Медлер уже много лет служил в имении своего барина управляющим, даже еще в бытность его родителей. В круг его обязанностей входило следить за поведением и настроем вверенных ему батраков, и это удавалось ему хорошо… У него были свои, действенные методы управления людьми, находящимися в услужении господам.
Пан Медлер прекрасно знал, что для его хозяина охота, состоящая из отчаянной, безумной гоньбы по полям и лесам за дикими животными, оглашённая звуками охотничьих рогов и труб, сроду не являлась интересным времяпрепровождением. Наследственному зову, издревле рыцарскому, он не любил придаваться, поскольку азарт погони не грел его душу, не веселил его сердце, не давал пищу уму. А выехать на охоту он собирался лишь только потому, что не мог отказать в удовольствии влиятельным господам, с которыми у него были какие-то важные дела, связанные с винокурнями.
Конечно же, этот факт незамедлительно отразился на его настроении. Настроение барона было испорчено уже со вчерашнего вечера. Больше всего на свете не выносил он насилия над своим долготерпением и не любил совершать действий, в которых доминантой присутствовало ненавистное ему слово –