Вышла молодая дама, произнесла короткую бойкую речь о духовном возрождении России, ее истоках и корнях. Корреспондент газеты «Будни Медведкова» нащелкал с десяток кадров. Затем поставили фильм о Нелюдовых, предупредив, что двухсерийная лента идет два с половиной часа. Кажется, всех эта катастрофическая информация только обрадовала. И началась дотошная история графского рода. После первых десяти минут дама из отдела культуры по-английски ретировалась. Когда пошла вторая серия на удивление монотонного и скучного фильма, пестрившего письмами Нелюдовых, отрывками из архивов, их помещичье-деревенскими воспоминаниями, перечислением заслуг и орденов, полученных от государей, Егор Кузьмич пробормотал:
– Да они уморить нас хотят, – и стал посапывать.
– Нелюдовы неспроста над нами издеваются, – отчаянно зевая, через полтора часа решил Крымов. – Это заговор, слово даю.
Заканчивался второй час фильма. Бестужева в самом начале еще крепилась, но потом стала клевать носом.
– Боже, – время от времени приходя в себя, тихонько восклицала она. – Я что-нибудь пропустила?
– Три письма Варвары Николаевны Нелюдовой сыну Николаю, – ответил Андрей Петрович. – Ты не мучай себя, Машенька, – тихо сказал он. – Спи – тут никто не видит.
После этого Мария Бестужева сдалась: положила голову на каменное плечо Крымова и затихла.
Пошел третий час фильма.
– Они точно нарочно лишних людей выживают, – в темноте, под монотонный голос диктора, вдруг усмехнулся Крымов. – Слышишь, Маша? Ты спишь?..
– Угу, – промычала она в ответ.
Глаз она уже не открывала. Андрей Петрович собрал в кулак всю силу воли, чтобы не вырубиться, как его друзья.
Когда свет зажегся, потомки Нелюдовых бурно зааплодировали. Вскинул голову Егор Кузьмич и стал чмокать губами, захлопала глазами и Мария Бестужева.
– Может, мы смотрели разные фильмы? – спросил Егор Кузьмич, спросонья наблюдая за живой реакцией зрителей. – Тут эротики не было, пока я спал?
– Показывали платья модницы девятнадцатого века – Серафимы Нелюдовой.
– Понял, – широко зевнул Егор Кузьмич.
Но тут Крымова и его спутников удивило одно обстоятельство. Все Нелюдовы смотрели на одного человека в этом зале, включая стойкий президиум. Этим человеком был корреспондент газеты «Будни Медведкова». Он, криво согнувшись, мирно спал в своем кресле. Его молодецкий сон мог продлиться еще бог знает сколько, но одна пожилая дамочка встала и потеребила его за плечо.
– Молодой человек, молодой человек…
Корреспондент открыл глаза и мгновенно сел ровно.
– Конференция будет продолжаться весь день, а вы уже спите, ай-ай-ай, как нехорошо, – сказала пожилая дамочка. – А скоро докладчики будут…
– Простите, – пролепетал тот. – Я сделаю пару снимков, а потом мне в редакцию надо лететь.
– Сделайте, сделайте, – одобрила та его порыв. – И летите.
– Как интересно, – пробормотал Андрей Петрович. – И все интереснее.
Молодой корреспондент сделал с десяток снимков, зевнул тоже раз десять, а потом, во время одного из докладов, исчез.
Вот тогда и случилось это. На сцену из-за кулис бойким шагом вышел худой старик, прической и плутовским выражением лица похожий на Альберта Эйнштейна.
– Все, дорогой, все! – прервал он докладчика и громко и бойко сказал в сторону зала: – Ну хватит этого балагана! Не весь же день нам тут сидеть, уважаемые дамы и господа! Остались только свои, пора начинать! Меня, как вы помните, зовут Аристарх Аристархович Нелюдов, – галантно поклонился он, – я – председатель нашего общества, и я провозглашаю торжественный вечер открытым!
Провозгласил и занял свое центральное место в президиуме.
– Вот оно, началось! – вырвалось у Крымова.
А отставник в том же президиуме оптимистично добавил:
– И наши друзья, господа Растопчины, уже на подходе!
– Кто-кто на подходе? – переспросила Бестужева.
В эту минуту дверь в залу распахнулась и вошли двое – Максимилиан Лаврентьевич Растопчин и Лаврентий – следом.
– А вот и Лавруша с папенькой пожаловали, – изумленно пробормотал Егор Кузьмич. – Хошь верь, хошь не верь! А приходится верить.
– Ты не ослышалась, Машенька, «наши друзья», – холодно проговорил Крымов. – Они для Нелюдовых – «наши», да еще к тому же «друзья». Поворот.
Максимилиан Лаврентьевич замотал головой и почти сразу же увидел знакомую тройку на заднем ряду. Он даже остановился в проходе ради такого случая.
– Здрасте! – нарочито громко выпалил он. – Рад вас видеть, дорогая Мария Федоровна! – и показно отвесил поклон.
Шагая за отцом с тяжелой сумкой, зыркнул в их сторону и Лавруша, но с ненавистью. Мог бы – испепелил взглядом.
– Здравствуйте, здравствуйте! – говорил Растопчин-старший, шагая через зал, как триумфатор. – Всех приветствую! – Он даже рукой обводил присутствующих. – Всем мой сердечный поклон!
– Да он тут – король на именинах, – покачал головой Егор Кузьмич. – Мы чего-то упустили в этой истории, а, сыщик?
– Много чего, – согласился Крымов. – Теперь я это вижу наверняка.
Растопчины поднялись на сцену и поклонились. Младший опустил сумку на дощатый пол. Отцу и сыну громко зааплодировали – и овации продолжались долго.