Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

Мороз. Пусть мороз! Пусть ветер! Пусть светопреставление — Серго с непокрытой головой. Несет Ленина — и мысль о том, что на этаком морозе не грех бы и покрыть голову, не приходит ему. Вся жизнь — с Лениным, по Ленину… И неси оставшейся не хватит, чтобы им полнить загаданное им, доделать недоделанное.

— Серго, милый! Изведешь ты себя. Дать лекарство?

— Спи, Зинуля. Ничего.

— Какое там ничего! Опять про каучук думаешь?

При слове «каучук» он вздрагивает, будто его ударили. Поворачивается на другой бок, делает вид, что стирается заснуть. Да где уж?..

Ильич предупреждал, что без тяжелой промышленности, без ее восстановления мы не сможем построить никакой промышленности, а без нее вообще погибнем как самостоятельная страна. Мечтал о ста тысячах тракторов. Но попробуйте строить тракторы, автомобили, аэропланы без каучука. Вез шарикоподшипников, которых тоже нет! Без качественных сталей, совершенных станков, алюминия!.. По плану ГОЭЛРО хотим удвоить довоенное производство, но пока это лишь далекая цель, мечта. Об Урало-Кузбассе, Волго-Доне, металлургических заводах Курской аномалии, тоже загаданных при Ильиче, пока только мечтаем… А ты-то на что? Языком мастер, а делом левша? Ох, поясница!.. Только не поддаваться болезни. Работа — лучшее лекарство, и злость в работе — доброе начало. Если ты прав — ты и силен, будь слугой совести и хозяином воли.

— Знаешь, — говорит он, — мы решили так увеличить добычу золота, чтобы купить побольше нового оборудования. Посылаем Серебровского в Америку. Пусть посмотрит, подучится. Золотая промышленность у нас и совершенно неорганизованном состоянии. Вот бы Александр Павлович поднял, как он уже поднял Азнефть.

Целая эпоха нашей с тобой жизни — в Баку. Как он? Здоров?

— Да прихварывает, видно. Но не жалуется. В том же, только перелицованном пиджаке, застегивает на дамскую сторону. Наш нефтяной король, можно сказать, а теперь еще и золотоносный…

— Все вы одинаковые: лишь бы работать, работать.

— Знала, за кого шла. Цурюпа вон в разгар голода миллионами пудов ворочал — и падал от недоедания в обмороки. Тяжко, Зинуля!

Да, как никогда, было тяжко. В двадцать пятом, сразу после смерти Ленина, Четырнадцатый съезд партии решил держать курс на индустриализацию. В двадцать шестом — Серго избран кандидатом в члены Политбюро, утвержден председателем Центральной Контрольной Комиссии партии, назначен народным комиссаром Рабоче-крестьянской инспекции, заместителем председателя Совнаркома, Совета Труда и Обороны.

— Несомненно, что Рабкрин представляет для нас громадную трудность…

Нам надо во что бы то ни стало поставить себе задачей для обновления нашего госаппарата: во-первых — учиться, во-вторых — учиться и в-третьих — учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мертвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом…

Только тогда мы в состоянии будем пересесть, выражаясь фигурально, с одной лошади на другую, именно, с лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, с лошади экономий, рассчитанных на разоренную крестьянскую страну, — на лошадь, которую ищет и не может не искать для себя пролетариат, на лошадь крупной машинной индустрии, электрификации, Волховстроя… — так мечтал Ильич.

Так мечтал Серго. Не раз перечитывает последние ленинские строки, точно с живым Ильичем советуется.

— Ваше главное достоинство?

— Гордость.

— Ваша главная слабость?

— Гордость. — И все-таки он не может скрыть гордости от того, что доверена ему работа, какую Ильич поставил наиважнейшей, наинужнейшей. Гордится и радуется, а больше того страшится: вдруг не свезу?..

Не унимаются, наглеют оппозиционеры. Устраивают нелегальные собрания, демонстрацию против ЦК и Советской власти в Ленинграде. Их тайная типография выпускает листовки. Вызванный в Центральную Контрольную Комиссию Каменев заявляет, что у него нет к ней ни малейшего доверия. В письме на имя Серго Троцкий предупреждает, что в случае интервенции и приближения вражеских войск к Москве оппозиция будет добиваться свержения существующей власти…

Трудно. Бюрократизм, хаос, ляпанье — три наистрашнейших зла. Равнодушие, наплевательство, халатность. Казнокрадство, взяточничество, вредительство. Кому, как не председателю Центральной Контрольной Комиссии — наркому Рабоче-крестьянской инспекции, встать стеной? И он встает. И ненависть придает силы. И любовь окрыляет. Но нужно еще знание, умение. Учась, он работает — работая, учится. Недруги издеваются:

— Торжество материализма упразднило материю — штанов нет.