Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

— Товарищи! Разрешите представиться. Большевик Ярославский, он же Гименей, он же Лапин, Крупихин, Истомин, Ватный, Емельянов…

— Как вас не знать?!

— И о вас наслышаны, товарищ Серго. Вот, знакомьтесь, пожалуйста, жена моя Клавдия Ивановна Кирсанова. Отроковица у нее на руках — дщерь наша Марианна.

— Очень приятно. — Серго принимает букетик каких-то неведомых ему цветов, благодарит не только из врожденной деликатности.

Вдруг среди общего гомона:

— Гамарджоба, кацо! О! Шенгенацвале! О! А! Вай!..

Невероятно. Впрочем, что же тут невероятного? Объятия до ломоты в груди. Поцелуи земляков. Слезы радости. Надо же! — за десяток тысяч верст от Тифлиса встретить не кого-нибудь — знакомого! Ведь обнимал его и тузил и тискал, больно наступая на ноги, Сандро Кецховели, младший брат Ладо — Владимира, того самого, что вступил в революционное движение еще учеником Тифлисской православной духовной семинарии. Того самого, вместе с Джугашвили и Цулукидзе руководил марксистским меньшинством «Месаме-даси», давшим начало социал-демократии в Грузии. Того самого, что создал в Баку первый комитет РСДРП ленинского толка, в Тифлисе подпольную типографию, где печатали «Брдзолу» — грузинскую «Искру», если хотите. Заключенный в Метехский замок, Ладо отказался давать показания, но бесстрашно назвался профессиональным революционером, тюремщики убили Ладо выстрелом через окно камеры.

Хорошо помнились похороны Ладо, гора Давида, толпы обескураженных и разъяренных тифлисцев, родные погибшего и среди них рыдавший Сандро. Семнадцатилетний Орджоникидзе, только что принятый в партию, выступил тогда с пламенной речью. Теперь, возле пристани, на якутском берегу, ему так хотелось сказать что-то доброе-доброе:

— Не плачь, Сандро! Будь здоров, дорогой!.. Гамарджоба…

Прожив в Якутске около двух месяцев, Серго непрерывно выступал на тайных сходках — говорил об отношении Ленина к войне, рассказывал о встречах с ним, о Пражской конференции. По справедливости власти сочли, что «придерживающийся опасно крайних взглядом ссыльнопоселенец Орджоникидзе пагубно влияет на окружающую среду» и перевели его в село Покровское. По здешним меркам, недалеко, под боком, — ста верст от Якутска не будет, но места, по тем же здешним меркам, глуховатые. Недолгий путь на пароходе в сопровождение жандарма, в обществе милого доктора Варвары Петровны Широковой, тоже из ссыльных, пострадавшей за участие в первомайской демонстрации. Варвара Петровна врачует в больнице, где и Серго предстоит работать. От пристани идут втроем.

— Места здесь, правда, глухие, — Варвара Петровна продолжает начатый на пароходе разговор. — Зато красивые.

Верно. Покровское раскинулось по просторному нагорью вдоль берега широкой Лены. Обступая село, искрится под солнцем тайга, уже тронутая багрянцем осин, желтизной берез, червонным золотом лиственниц. Все както стремительно пышно в здешнем скоротечном лете, точно природа боится не успеть и старается поскорее к плеснуть все, что накопила, претерпевая долгую-предолгую зиму. Оглядывая мелколесье, по которому они шли Серго понимал, что земля оттаяла на аршин-полтора. Корни деревьев не уходили вглубь, а стлались по тощей почве.

Варвара Петровна взяла на себя роль гида:

— Весной наша Лена разливается верст на двадцать — настоящее море. Случается, и Якутск затопляет… Крепкие мужики держат по паре, а то и по две лошадей. Зимой тракт, идущий вдоль берега, кормит и поит, но особенно поит, подчас доставляя нам новых пациентов. Гоняют почту. Девять месяцев в году почтовая эстафета — единственное средство сообщения. Как во времена Радищева. Неудивительно, что и письма и газеты теряются, опаздывают на месяцы… Поздравляю! Перед вами как на ладони богом спасаемое село Покровское. Все пятнадцать дворов, из них лишь десять крестьянские. Тем не менее Покровское считается весьма значительным поселением, чуть ли не центром. В самом деле, основные атрибуты государственности, как видите, налицо: три церкви и волостное правление…

— Прошу, — пригласил жандарм, не проронивший до этого ни слова.

Исполнив необходимые формальности и сдав поселенца с рук на руки земскому заседателю Протасову — он же местная полиция, гласный и негласный надзор, — жандарм остался пить чай в правлении, а Серго с Варварой Петровной двинулись дальше.

— Вот, пожалуйста, еще немеркнущий очаг цивилизации — лавка знаменитого по всей Лене охмурялы Кушнарева. Вот телеграфное отделение, почтовая станция. А вот церковноприходская школа…

Тут… Серго замер, точно вдруг обессилев. По ступенькам школьного крыльца легко и гордо взбегала девушка — тяжелая золотисто-русая коса до пояса. Судьба! Ну, оглянись же!..