Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

— Но пойми же… Приеду к тебе в Якутск, а пока…

Очень обиженный, в тот же вечер Серго заказал на почтовой станции перекладных лошадей и укатил.

В Якутске ссыльные уже избрали ревком: Кирсанова, Петровский (председатель), Орджоникидзе (избран заочно товарищем председателя)… Взять власть в свои руки… Потом это станет хрестоматийным и общепонятным, но тогда… «Я так утомлен, что еле вожу пером», — пишет Серго родной Зине и ждет не дождется, когда же она приедет к нему. Живет на скудных харчах в комнатке при больнице — железная койка, стол, табурет. Больше, если б и захотел, сюда не поставишь…

Замечательное, однако, помещение! Хотя и редко, но здесь появляется Зина. И тогда комнатка при больнице превращается в сказочный дворец. Конечно, не оттого, что Зина чисто выбелила стены, повесила кружевную занавеску — собственное рукоделие… И еще чем хороша комнатка: отсюда идешь делать настоящее дело…

Вот бурное заседание Комитета общественной безопасности. Обсуждают, признавать или не признавать союз, организованный служащими правительственных учреждений. Гражданин Орджоникидзе весьма запальчив спрашивает, состоят ли в означенном союзе бывший окружной исправник и бывший полицейский пристав. Да состоят. И гражданин Орджоникидзе вскипает:

— Как смеете взывать к доверию? Никогда не будем доверять вчерашнему шпику и надзирателю за ссыльными! Все чиновники.

Зал взрывается топаньем, шиканьем, криками «долой», одобрительными аплодисментами.

Председательствующий Петровский энергично трясет колокольчик, повышает голос:

— Прошу к порядку. Прошу не топать ногами. Вы не топали ногами ни Тизепгаузену, ни прочим, когда нас, революционеров, оскорбляли и поносили.

Шум помаленьку, как бы нехотя, утихает. Но поднимается кадет Семчевский, местный учитель. Голос хорошо поставлен:

— Предлагаю Орджоникидзе извиниться за брошенный корпорации чиновников обвинение.

— Как бы не так! — Серго тоже вскакивает с места. — Требую убрать из профессиональных союзов всех чиновников, потому что все чиновничество — взяточники. Об этом знает весь мир.

Респектабельный делегат от чиновников акцизного ведомства Сабанчеев молча встает и идет к выходу, но на полпути останавливается, не выдержав, оборачивается, кричит неожиданно хлипким при его солидной внешности дискантом:

— Я не могу оставаться! Я удаляюсь.

Единомышленники поддерживают Сабанчеева.

— Не давайте Орджоникидзе говорить!

— Вон его!

— Долой!

А Серго смеется им в глаза:

— Кто из вас не брал взятки, подходи сюда. Я утверждаю, что вы все взяточники.

С новой силой вспыхивает шум — возмущение одних, одобрение других. Чиновники, облаченные в прежние, царские мундиры, члены фракций кадетов, эсеров, меньшевиков поднимаются с мест.

Серго, утонувший в их толпе, как бы выныривает из нее, становится на стул, распрямляется во весь рост:

— Ну, подходи сюда, кто из вас не брал взятки!..

Многие тогда называли Комитет общественной безопасности якутским конвентом. И наверное, справедливо. Но Серго не до пышных сравнений. Просто от души делает дело. Изо дня в день возрастает ярость схваток с меньшевиками, эсерами, кадетами, с попами и спекулянтами, с купцами-воротилами и царскими сановниками.

Несмотря на то что большевиков было в Якутске сравнительно немного, именно под их давлением, с их участием за какие-то два-три месяца новая власть успела не так уж мало. Ввели восьмичасовой рабочий день. Полицию заменили народной милицией. Выслали большинство царских чиновников, а вместо них назначили комиссаров Комитета общественной безопасности. Избрали суд и революционный трибунал. Ввели справедливое распределение продовольствия, что ударило по спекулянтам и спасло бедноту от голода. Создали Бюро труда во главе с Ярославским. Отпустили деньги на помощь освобожденным из тюрем. Организовали десять профсоюзов. В наслегах установлены новые порядки, смещаются исправники и заседатели, князьки и старшины, избираются местные комитеты общественной безопасности. Однако большинство делегатов крестьянского съезда проголосовало против предложения большевиков передать землю тойонов беднякам. И в Советах большинство поддерживало курс Временного правительства на продолжение войны до победного конца.

Нет, недаром так бурно встретили Новый год — быть ему мятежным. От предчувствия небывалого, почти несбыточного Серго делался словно хмельным. Оно томило, и тешило, и звало его. Не раз по ночам он просыпался, выходил на ленский берег, с надеждой вглядывался в глухие дали глухого льда под глухими звездами: «Когда же весна придет?» В марте термометры, которые Ярославский ставил на реке, показывали минус пятьдесят. Промерзли до дна городские водопои, лошадей приходилось гонять к прорубям на стрежне Лены. Чудилось, будто дыхание вырывалось из груди с шорохом, со скрипом, и каждое неосмотрительное путешествие на свежий |воздух могло обернуться обмороженным носом или пальцем.