В конце раздвинутого до предела стола, друг против друга, сидели два якутских товарища. Робели, старались держать себя чинно, изысканно, с трудом орудуя вилками: «Нам легче пешней лед рубить или олешек арканить». Представляя их, Ярославский не сдержался, похвастал: «Мои новообращенные — первые якутские эсдеки».
Восьмой стул, у противоположного от хозяина торца стола, был свободен. Когда Марьянка спросила, для кого он, отец многозначительно и торжественно подмигнул собравшимся:
— Для Деда Мороза… Чтобы поскорее вернулся на родину, чтобы нам поскорее с ним встретиться…
Потом снова шутил, оседлав любимого конька:
— В музее у нас есть очень хорошая статуя шамана-колдуна, в полном облачении, со священным бубном. Однажды какой-то дьякон презрительно сказал, обращаясь к посетителям: «Вот шарлатан!» А молодой якут ему тут же ответил: «Ваш коллега!..»
Стрелки шварцвальдских, с кукушкой, ходиков приблизились к двенадцати. Емельян Михайлович поднялся.
— Товарищи!
Слово-то какое! Мороз по коже. И слезу вышибает.
— Желаю вам счастья. Счастье… — творчество новых форм жизни, вечное стремление к новым, более совершенным формам жизни и борьбы за них. По-моему, быть счастливым — значит чувствовать красоту природы, похить радость любви и через страдание, через ненависть к злу жизни прийти к еще большей способности страдать за то, что считаешь смыслом жизни.
«Ку-ку…»
— Здоровья всем, добра и благоденствия! «Ку-ку, ку-ку…»
— С Новым годом, с новым счастьем, товарищи! «Ку-ку, ку-ку, ку-ку…»
— Урра! — Все оживились. — С Новым годом!.. С Новым годом!..
А Петровский, хитро глянув на Зину и Серго, крикнул:
— Горько!..
Но тут в дверь постучали. В клубах пара на пороге предстала оленья доха, увенчанная медвежьей папахой, с плоским дубовым бочонком в виде баула впереди себя.
— Дед Мороз! Дед Мороз! — Марьянка захлопала в ладоши.
— Сандро Кецховели! Добро пожаловать!
Сандро сбросил доху на пол, папахой отер иней с лица, огляделся, моргая, стряхивая капельки с ресниц;
— С Новым годом! Гамарджоба, генацвале! Ух, ты! Целый интернационал за одним столом: душ — восемь, наций — шесть…
— Кто про что, а курица знай про пшено, — бросил Серго.
Сандро хотел сесть на незанятый стул, но Ярославский предупредительно подставил другой.
— Ага, нельзя сюда! — Прежде чем сесть, Сандро выложил на стол пакет чурчхелы, попросил, чтобы Марианна раздала всем:
— Такой у нас обычай — на Новый год дети угощают всех сладостями, чтобы жизнь сладкой была, — и глянул на Серго, как бы ожидая поддержки. Похлопал бочонок по боку, умело вынул затычку, разлил вино по рюмкам. Конечно, не натуральное. Натуральное сюда ни в какой посылке но доставишь, но все же кахетинское. Чувствуешь, генацвале, Алазанской долиной пахнет? — Заговорил по-грузински, обращаясь только к Серго.
И чем дольше он говорил, тем больше Серго мрачнел, косился на незанятое место, словно стыдясь чего-то. Наконец Сандро умолк и, стоя с поднятой рюмкой, ждал ответного слова.
— Извини, дорогой… — Серго опять покосился на незанятое место. Мельком вспомнилось говоренное Надеждой Константиновной о том, как, расходясь с друзьями политически, Ленин рвет с ними и лично. — Извини, но… Говорить в компании на языке, который большинству непонятен… Где хочешь тебе скажут: хоть в Париже, хоть в Тифлисе… — Обратился ко всем: — Этот господин предлагает тост за Грузию, отдельную от других, особенно от русских, которых он ненавидит за то, что убили его брата Ладо в Метехском замке. Извини, дорогой! Но не русские убили — убили те же, кто убил Ивана Бабушкина. Хоть это пора бы уже понимать!.. Крошечной патриархальной республики с тебя довольно, а мне, правильно ты сказал, интернационал подавай — и ни на грош меньше! Да лучше меня тебе ответит твой светлой памяти брат, который так любил повторять нашу народную пословицу: «Одной рукой в ладоши не хлопнешь»… Знаешь, что он делал в подобных случаях?.. Очень прошу уважаемую хозяйку меня извинить… Вот что он делал в подобных случаях. — И Серго выплеснул вино из рюмки себе под ноги.
— Кровная обида! — вскричал Сандро.
— Молодец! — поднялся Ярославский, указывая на незанятое место: — И он бы вас одобрил, Серго.
Клавдия Ивановна встала рядом с мужем, как бы защищая его и защищаясь:
Марксисты считают национальный вопрос пробным зубом социал-демократа. Гнилой, Сандро, зуб у вас.
Их поддержал Петровский:
— Не любите вы свою Грузию.
С бочонком в одной руке, другой успев нахлобучить шапку, подхватить доху, Сандро вылетел прочь. Стало тихо, тихо
«Тик-так, тик-так, тик-так…»
Теперь только Серго посмотрел на Зину и почувствовал, как устал, как душно в тесной комнате. Молчание нарушила Марьянка:
— Это Дед Мороз был, мама?
— Нет, девочка, успокойся…
— Когда же он придет?
— Скоро… Обязательно придет. Ложись, родная, тебе спать пора.
«Тик-так, тик-так, тик-так…»
Наступил тысяча девятьсот семнадцатый.
НЕБЫВАЕМОЕ БЫВАЕТ
Прямиком из поездки к больным, в дохе и тулупе, Сорго ворвался в комнату Зины, подхватил, закружил:
— Ур-ра! Сейчас же едем в Якутск!
— Дорогой! На носу экзамены…
— Революция, а у нее экзамены!