Звезды на крыльях (сборник)

Мы полетели вдоль ущелья. Стало немного светлее. Облачность несколько поднялась, и мы снова начали набирать высоту. Вот промелькнул разрыв в облаках. Затем разрывы стали появляться чаще. Было очевидно, что облачность впереди не сплошная, а с просветами. Чтобы не обходить отдельные облака и не сбиваться из-за этого с курса, мы снова начали набирать высоту, стремясь выйти поверх облаков. Вскоре, судя по причудливым извилинам дороги, вьющейся далеко внизу под нами, мы поняли, что приближаемся к Дилижану, а следовательно, и к озеру Гокча. На высоте 4 тысяч метров мы прошли и Дилижан и Семеновский перевал, которых из-за облачности так и не увидели. В разрывах виднелись только безлюдные горы. Но вот внизу, впереди и справа, появилась какая-то бледно-голубая тень. Облачность стала еще реже, и скоро отчетливо была видна голубоватая вода. Это было озеро Гокча, северная его оконечность. Мы прошли над монастырем Севанг, торчащим прямо из воды [89] на крошечном круглом островке, затем над селением Еленовка и повернули на юго-запад.

Теперь перед нами открылась еще более интересная картина. Далеко впереди среди причудливого нагромождения облаков встало какое-то странное, с удивительно ровными краями высокое блестящее остроконечное облако. Я не сразу узнал в нем вершину горы Арарат.

Можно было радоваться. Теперь у нас появился замечательный ориентир, по которому можно было совершенно точно, по прямой, выйти в долину реки Араке, на железную дорогу Эривань - Нахичевань. Мы пошли вниз.

Дальнейшая часть пути была преодолена без каких-либо помех. Эривань пролетели на высоте 1200 метров и, выйдя в долину Аракса, взяли курс на Нахичевань.

Видимость стала хорошей, и я занялся разведкой. Вынув из планшета карту крупного масштаба, нанес на нее железнодорожный состав и бронепоезд, двигавшиеся на юг, зафиксировал расположение пехотных и артиллерийских позиций в районе станции Арарат с двумя установленными на небольшой возвышенности орудиями. Крупных скоплений войск не обнаружил. Да и вообще вся эта часть долины Аракса словно вымерла. Ни на полях, ни в садах, ни в селениях не было видно ни одного человека. Даже самолет, который наверняка появился здесь впервые, не привлек, казалось, ничьего внимания, несмотря на то что теперь мы снизились и шли совсем на небольшой высоте. Какой же опустошительной была война в этих местах!

Наконец показалась Нахичевань. Подлетев к отмеченному тремя белыми квадратами и стрелой аэродрому, Мельников сердито замотал головой: аэродром был очень мал, окружавшие его телефонные провода и строения сильно затрудняли посадку. Мы решили поискать с воздуха что-нибудь более подходящее для посадки и сделали большой круг над городом, осматривая окрестности. Однако это ничего нам не дало, и Мельников стал садиться на эту площадку. На малой скорости он подвел машину к земле и, чуть не цепляя за провода, «притерся» к аэродрому. В самый последний момент, когда самолет подкатывался уже к ограничивавшему аэродром валу, за которым виднелась глубокая выемка, Мельников резко развернул его вправо. Самолет въехал левым колесом на [90] вал, уперся правым крылом в землю и, развернувшись, остановился целым и невредимым.

Со всех сторон к нам бежали люди…

Описывая так подробно наш полет и подготовку к нему, я хотел показать, что мы старались сделать все возможное, чтобы не потерять ни одной минуты времени. Но, несмотря на это, с момента получения радиограммы прошло трое суток. Как нам рассказали после, радиограмму Серго Орджоникидзе о высылке самолета с золотом в Нахичевани поняли дословно, то есть, что самолет уже вылетел, и поэтому все ждали его с минуты на минуту. Трудно описать настроение людей, когда минутам ожидания нет конца, когда эти минуты превращаются в длинную вереницу часов и суток. Понять и оценить такое состояние может только человек, побывавший в подобном положении - с его мгновенными переходами от буйной радости при виде летящего самолета к отчаянию, когда он оказывался пролетевшей вдали птицей, или когда возникший где-то звук мотора летящего самолета, вместо того чтобы приблизиться, растворялся в воздухе. И в самый последний момент, когда, казалось, надежда уже окончательно потеряна, над головами бойцов на небольшой высоте появился самолет с ясно видимыми красными звездами…

Золото, привезенное нами, приняли члены ревкома Армении и тотчас использовали для обмена на баранину, рис, муку, сахар. Листовки же немедленно пошли по рукам.

Нас с Мельниковым буквально сняли с самолета и повезли на передовую. Мы недоумевали: зачем это? Оказывается, показывать измученным бойцам живых красных летчиков, привезших весть о близкой победе.

Много волнующего и трогательного пришлось нам тогда пережить. Именно от нас бойцы услышали, что война в Грузии кончается и что к ним уже подходят на помощь части Отдельной Кавказской армии.

Этот полет был последним в боевой работе авиации Отдельной Кавказской армии. Президиум ЦИК Армении охарактеризовал его как «исключительный подвиг перед трудящимися». [91]