Звезды на крыльях (сборник)

И. У. Павлов. Коммунисты мне ближе всех{6}

1. В 1917 году

Начиналась осень 1917 года. Наша авиагруппа стояла примерно в тридцати пяти километрах от фронта, в деревне Ковалевке. Это было совершенно глухое место, где целыми неделями не появлялся ни один человек с фронта. Тем не менее к нам просачивались волнующие известия. Чувствовалось какое-то большое внутреннее напряжение в армии и во всей стране. Бросались в глаза настороженность и резкая отчужденность в отношениях солдат и офицеров. Авиагруппа регулярно вела боевую работу вплоть до отступления армий Юго-Западного фронта на реку Збруч и перехода группы в местечко Дунаевцы Каменец-Подольской губернии. В авиагруппе политической пропаганды не было, да это и понятно: она по своей боевой работе считалась в царской авиации самой знаменитой и была своего рода воздушной гвардией с наиболее крепким составом летчиков. Тут, безусловно, было немало махровых черносотенцев.

Доходящие до нас вести сказались на моральном состоянии части: среди офицеров началось страшное пьянство.

Никто, конечно, не летает и не собирается этим заниматься. Командира группы Казакова совсем не слышно; он даже не показывается на глаза. Чувствуется, что подходит жестокая пора. Надо что-то предпринимать. Но из случайных разговоров и встреч ничего нельзя установить. Под видом отпуска я решил добраться до Киева и там ориентироваться в обстановке. [92]

На второй же день по приезде в Киев начал ходить на всевозможные собрания и митинги. У железнодорожников в депо, у арсенальцев, на улицах - везде митинги, собрания. Захватывали ясность и убедительность, которые отличали большевистских ораторов. Кроме того, это были люди, близкие мне по крови и духу, - рабочие и измученные войной солдаты. Я перечитал за эти дни десятки листовок, воззваний, газет, где широко разъяснялось, что такое Советская власть, диктатура пролетариата и пролетарская революция. Неоднократно бывал на собраниях другого порядка, где действовали другие силы - силы контрреволюции. Тем показательнее, тем убедительнее становились большевистские лозунги, воззвания. Для меня стало ясно, что среди чиновников и торгашей, крупной и мелкой буржуазии царит животный страх потерять свои привилегии, что они готовятся самым беспощадным образом расправиться со всеми, кто угрожает этим привилегиям, и в первую очередь с большевиками.

Но не успел оглянуться, привести в порядок бушевавшие во мне мысли и кое-что проверить, как мой отпуск подошел к концу и необходимо было покинуть Киев. Вернувшись в группу к 1 октября, я застал там прежнее дикое пьянство.

Казаков держался в стороне и не участвовал в этой разгульной компании. Он, видимо, вынашивал в себе думу, как лучше отомстить «серой скотине» за ее бунты. В то же время я проникся убеждением, что при решительных действиях нам легко удастся расправиться с этими золотопогонниками.

Известия об октябрьских событиях в Петрограде и Москве были для нас неожиданны. Никто из солдат нашей группы не мог сообщить что-нибудь о том, как развернулись эти события. Ничего определенного нельзя [93] было узнать и через рабочих активистов местной суконной фабрики, с которыми я почти ежедневно встречался. И все же мы приняли решение быть готовыми в течение тридцати - сорока минут вывести в расход всю нашу материальную часть - самолеты, моторы и пулеметы - на тот случай, если офицеры-летчики будут втянуты в контрреволюционное выступление. Этот вопрос несколько раз тщательно обсуждался на узких совещаниях с мотористами. Задумали так провести это дело, чтобы офицеры не могли о нем догадаться, а именно: одну часть самолетов держать в таком состоянии, чтобы невозможен был вылет с аэродрома вообще; другую - чтобы моторы могли завестись, но, опробованные на большом газу перед взлетом, сразу же отказали; а третью (для наиболее заядлых контрреволюционеров) - чтобы самолеты, поднявшись в воздух, через десять - пятнадцать минут полета потерпели аварию.

Кое- кто предложил подобраться ночью к палаткам и сжечь все хозяйство. Я решительно возразил против этой меры и как летчик (в группе Казакова были лучшие самолеты во всей царской авиации), и потому, что как-то инстинктивно чувствовал: это оружие еще нам пригодится.

Появился приказ № 1 о снятии погонов и об уничтожении офицерских привилегий. Командиры стали выборными.

Кандидатов в командиры оказалось всего два: Казаков и я. В результате голосования перевес остался за мной. Я стал демократическим командиром авиационной группы армий Юго-Западного фронта.

Огромная ответственность легла на мои плечи. Первым своим приказом по группе я потребовал немедленно снять погоны тем офицерам, которые до сих пор этого еще не сделали. Запретил выдавать кому бы то ни было спирт без моего личного разрешения. Начал наводить порядок в несении караульной службы в гарнизоне.