Звезды на крыльях (сборник)

Надо было ехать в Проскуров, в революционный комитет 7-й армии, чтобы получить необходимые инструкции о моих правах и обязанностях и выяснить, что делать дальше с группой. К этому времени летчики-офицеры уже фактически разбежались. Они уходили потихоньку, в одиночку, обычно по ночам. [94]

Кроме меня, остался еще один летчик, совсем молодой солдат Морковников. Он был в группе всего две - три недели, жил каким-то сурком на окраине местечка и нигде не появлялся. Его, казалось, ничто не интересовало, тогда как в те дни вряд ли можно было найти человека, который мог бы совершенно спокойно и бесстрастно глядеть на развертывавшиеся события.

Национальный вопрос у нас в группе приобрел исключительную остроту. Главную массу в ней составляли русские, затем шли украинцы и кавказцы. На собраниях все в один голос кричали, что нужно поровну разделить все самолеты между национальными группами. Мои земляки - украинцы поставили вопрос ребром. Они заявили, что, если им не дадут причитающуюся часть аэропланов, они обольют их бензином и спалят на глазах у всех - «шоб никому не було обидно». Спор в таком духе продолжался почти целый вечер. Мое выступление оказалось решающим. Я рассказал об опасности, которая грозит революции, и о необходимости объединения народов всех национальностей для борьбы с буржуазией. Нужно было предложить что-нибудь практическое, и я закончил:

- Пока, товарищи, нет решения ревкома седьмой армии, никакой дележки аэропланов не может быть. Мы должны сообща сделать все возможное, чтобы отсюда выехать с аэропланами прямо в Москву и там передать их и самих себя в распоряжение революционного правительства. И если оно нам скажет поделить аэропланы между собой и идти по домам, тогда нам уже нечего будет рассуждать. А пока этого нет, мы обязаны крепко помнить, что наши враги не спят. Завтра еду в Проскуров и приму все меры, чтобы нас поскорее эвакуировали в Москву.

К концу собрания пришли двое рабочих, члены местного городского Совета. Они решительно поддержали мое предложение.

Ранним утром 30 ноября выехал на машине в Проскуров. Справившись с делами и прихватив с собой пуда полтора всевозможной литературы, поспешил обратно.

Вечером этого дня у нас было совещание в Совете. Стоял один вопрос: о повышении революционной бдительности и боевой готовности гарнизона. После совещания все мои приятели, в большинстве уже большевики, в один голос заговорили: [95]

- Ну, Павлов, теперь ты надежно, как говорится, кровно связался с нами в борьбе за революционное дело. Ты хороший летчик и товарищ. Революции завтра обязательно потребуются преданные летчики. Так вот что: ты сегодня подумай как следует, а завтра дай ответ. Довольно тебе ходить беспартийным среди нас. От этого будет крепче наше дело и тебе легче работать. А насчет поручителей не беспокойся.

Я очень серьезно задумался над этим вопросом. Большевики следуют учению Маркса, Энгельса, Ленина. У них есть программа, устав. Об этом я знаю только понаслышке, но чувствую, что они мне ближе всех, роднее всех. Решил: стану коммунистом-большевиком, отдам себя всего без остатка тем честным, глубоко преданным революции людям, которые зовут меня к себе.

Формальная сторона дела была очень проста. Пришлось написать только свою автобиографию. 2 декабря 1917 года я вошел в революцию уже как большевик. С этого дня началась для меня новая молодость, с новыми бурями и радостями.

Мы продолжаем осаждать ревком 7-й армии и даже Москву просьбами о скорейшей эвакуации авиагруппы, так как иначе мы окажемся в таком положении, когда не останется людей, чтобы разобрать самолеты и погрузить их на платформы. Бегство с фронта все усиливается. Ничего нельзя сделать против желания поскорее уехать домой.

Наконец в ревкоме получили сообщение, что в Киев прибыл представитель из Москвы, назначенный начальником авиации Украины, Николай Васильев, и потому нам теперь надлежит адресоваться непосредственно к нему.

Наступил февраль 1918 года. Мы получили сведения, что севернее нашей армии немцы продвинулись вперед и ведут наступление на Киев. Под их прикрытием деревенское кулачество организует гайдамацкие отряды как боевой оплот Украинской буржуазной рады. С занятием Киева мы можем остаться в тылу у немцев и гайдамаков. Срочно грузим вагон бензином, запасными частями к самолетам и моторам, посылаем с ним трех мотористов и направляем все это спешным порядком в Киев. Через день вылетаю туда же на своем самолете с промежуточной посадкой в Жмеринке, где стоял 6-й авиапарк. Здесь [96] мне сказали, что теперешний начальник авиации Украины товарищ Васильев - бывший рабочий 6-го авиапарка, сборщик по специальности. Меня это очень обрадовало. Через четыре - пять часов опускаюсь в Киеве, на Посту-Волынском. После бесплодных попыток узнать, где находится начальник авиации Украины, я ходил вокруг своей машины и прикидывал, что мне делать, кто здесь враг, кто друг? В это время на аэродром врывается легковой «фиат» весь в дыму. Недалеко от меня машина останавливается, из нее быстро выскакивает человек, идет прямо ко мне и на ходу бросает: