Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

Он и сам больше не знал, что принимает на слово, а во что никогда не смог бы поверить при всём своем желании. Он не мог перебороть в себе чувства, что ему предстоит начинать всё сначала…

Некий Кристиан, дородный и подозрительно серьезный тихоня с грузной походкой стопами внутрь, носивший учебные пособия как есть, в охапку; родные сестры Доротея и Вирджиния — поразительно похожие друг на дружку переспелые дылды с непонятной родословной, наполовину француженки, наполовину немки; сюда же следовало отнести несколько юных девиц, сверстниц Луизы и тоже родом с юга, которых Петр встречал редко, потому что, как и Луиза, они учились на факультетах с различным артистическим уклоном и по получении диплома намеревались пополнить всё ту же многомиллионную армию безработных, как Петр считал… Это и был ближайший круг общения Луизы. Не считая Робера, который не переставал названивать в Гарн и втихаря чего-то от Луизы добивался. Не считая также американца МакКлоуза и уже знакомой Петру Моны, страдавшей не то хроническим насморком, не то настоящим гайморитом.

Еще как-то вечером Луиза попросила его помочь перевезти вещи ее новой подруги. Тридцатилетняя шведка по имени Эммочка, о которой Петр слышал впервые, была выставлена сожителем из «собственного дома», точнее, с настоящего чердака, на который походила мансарда, снимаемая ею возле площади Италии, и, пока суд да дело, ей предстояло «перекантоваться» у подруги, жившей в районе Бастилии…

Около Бастилии Петр и провел весь вечер в обществе трех девушек, подруг Луизы, которые с аппетитом налегали на охлажденные дыни, а затем на фруктовый салат, заправленный настоящим кайенским перцем. Под шумок наблюдая за троицей, Петр был не в состоянии усидеть на месте от ощущения, что, окончательно обнаглев, забрался в самое сердце гарема. Он курил в открытом окне сигарету за сигаретой и опустошал из бутылки остатки бурбона, разбалтывая его с кусками льда.

Чувство вероломства стало особенно острым, неодолимым, когда шведка, с белыми как пакля, до пояса свисающими косами и желтоватая от искусственного загара, отчего-то вдруг разрыдалась, уронив голову ему на грудь и обдавая его запахом яблочного шампуня.

В ответ на доверие Петр лишь гладил несчастную по щуплой спине, между лопаток, утешая ее рассуждениями о временности ниспосылаемых свыше жизненных невзгод. В подобную ситуацию — слепого доверия к себе со стороны окружения Луизы — Петр попал впервые. Но перегиб вышел вопреки ее воле.

Позднее, когда они приехали в Гарн, несмотря на поздний час, Петр растопил камин, приготовил чай — для себя обыкновенный, цейлонский, а для Луизы липовый. Они допоздна сидели у огня, и Петр стал рассказывать о своей недавней и последней поездке на прибрежную Нормандию, во время которой с ним произошла «поучительная» история. Уже под вечер, по дороге домой, он притормозил на перекрестке перед голосовавшей на светофоре девушкой, предложил ее подвезти. Та села в машину с таким видом, будто ей было всё равно куда ехать. И лишь через несколько минут обнаружилось, что он не понял ее намерений. Она жила при дорожном ресторане, как раз там, у светофора, где он остановился, и попросту вылавливала клиентов, таких как он, случайно подвернувшихся на дороге, будучи самой обыкновенной проституткой.

Уловив какую-то взаимосвязь между рассказом о встрече с проституткой и несуразно проведенным вечером, Луиза стала оправдываться:

— Пэ, я же не могла поступить иначе… Ты думаешь, что у всех жизнь складывается как по маслу? Я ей всегда говорила: беги с закрытыми глазами… от этого типа! Он ведь скотина настоящая!.. Ты ведь еще всего не знаешь. Она мне такого понарассказывала… Эммочка.

— Например.

— Например?.. Перестань, ради бога… Всего даже не объяснишь. Ее друг занимался скрещиванием пар.

— Скрещиванием? Это как?

— Ну, Пэ?! — Посмотрев на него умоляюще, Луиза потеплее закуталась в плед. — Сегодня так хочется спать — просто умираю. И холодно стало. Почему он не греет, твой камин? Завтра наверное будет дождь.

Придвинув ей поближе чашку с липовым чаем, Петр выжидающе молчал.

— Ну есть такие пары, которым нравится устраивать обмен между собой, — стала объяснять Луиза. — И этот тип поставил дело как надо, я в этом уверена. А у нее — ты не представляешь!.. Папаша у нее богатый, как арабский шейх! Богатейший человек в Стокгольме. Но каким надо быть скрягой, да и вообще дрянью, чтобы заставлять родную дочь вкалывать ночами по ресторанам?

— Это отец Эммочки?

— А что ты думал?.. Я ей сколько раз говорила: не пущу к себе домой эту скотину!

— Ты знакома с этим типом? — удивился он.

— Ну а куда ты мне прикажешь деваться?! Повсюду, куда ни сунься, общие знакомые.

— Представляю, сколько ты навидалась… И сколько у тебя было приключений, — сказал Петр не то сочувственно, не то стараясь скрыть свое удивление.

— Не говори.

— Наверное еще до Парижа?

— Что ты имеешь в виду? — Она уставила в него прямой взгляд, готовясь к отпору, но лишь вздохнула и стала прихлебывать чай.