Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

— Представляю, что с того момента, когда у тебя появился первый опыт, столько воды утекло, — проговорил Петр и, усмехнувшись, добавил: — Я имею в виду, еще в Тулоне. Достаточно взглянуть краем глаза на твоего брата — такой повеса! Мы такими не были в ваши годы… Нет, честное слово.

— И какими же вы были?

— Не знаю. Я, например, ужасно стеснялся таких девушек, как ты. Не веришь?

— Ты?! Не верю.

Петр развел руками.

— Конечно, мы тоже изображали из себя суперменов, — добавил он. — Но сердце в пятки уходило. Разве я не прав насчет Тулона?

Забравшись с ногами на диван, Луиза свила кисти рук в узел и, исподлобья глядя на него серыми глазами, которые казались вдруг похолодевшими, кошачьими, уточнила:

— Тебе хочется знать, как это у меня было в первый раз? Правильно я поняла?

— Ужасно хочется! — подтвердил он. — Уверен, что это произошло в каких-то… недомашних условиях.

И она принялась рассказывать, взвешивая каждое слово и иногда на миг умолкая, словно ей предстояло признаться в чем-то сокровенном и ужасном, — так, по крайней мере, чудилось Петру. Он приготовился вынести откровение со всем мужеством, на которое был способен, и от напряжения замирал, боялся выдать себя словом и жестом.

— Ну и вот… Соседский сын вообще редко приходил играть на нашем столе. В пинг-понг ты играл когда-нибудь?

Петр поежился.

— Родители его, кажется, играли, а ему было до лампочки. — Луиза опять замолчала.

— И что же, ты тоже играла? — отважился он на наводящий вопрос.

— Нет, я ненавидела эти шарики. У меня от них всегда в глазах прыгало. А отец играл. Брат все дни пропадал на каких-то турнирах. Он, кстати, всех обыгрывал.

— И что?

— Что-что? Ну и вот.

— Сколько же тебе было лет, Луизенок?

— Тринадцать.

— Тринадцать! — вспыхнул он. — Как же так можно? В таком возрасте?! В такую рань?

— Рань? Что ты в этом понимаешь… У девочек созревание раньше происходит, ты как будто не знал.

— Ты меня поражаешь, Луизенок… — Петр казался ошарашенным. — И как?

Луиза замотала головой:

— Тебе, по-моему, доставляет удовольствие меня допрашивать.

— Да не удовольствие, а мучение!

— Ну и вот… — повторила она и с какой-то непонятной рассеянностью во взгляде подперла кулаком подбородок.

— Что — вот?

— Брат уговорил. Они очень дружили… Ну, сосед, я имею в виду, с моим братом. Брат таскался за его сестрой, ну и попросил меня, заодно.

— Как попросил?

— Ну как? Взял и попросил.

— Чтобы что?

— Пэ, ну что ты прикидываешься?

— Вы поменялись, что ли?

— Ну выходит, что поменялись.

— Паршивец! — Петр возмущенно мотал головой. — Ах, паршивец! Да я ему руки оторву.

— Полегче, пожалуйста! Никому ты ничего не оторвешь. И вообще, что за манеры вот так допрашивать? Я что, твоя собственность, что ли?

— И какое же у тебя было впечатление? Потрясающее небось? — через силу поинтересовался он.

— Пэ, ты же знаешь, что ничего в этом нет потрясающего. Зачем раздувать из мухи слона?

— Нет, я как раз ничего такого не знаю, — заверил он, над чем-то раздумывая. — И потом что? Жили, что ли, как муж с женой?

— Ну как тебе сказать… Нет, конечно. У него таких жен, как я… Да и родители. Ты забываешь, что я жила дома, с мамой, с папой…

— Да-а, представляю… Если бы не папа и мама… — продолжал он ужасаться. — Невероятные вещи ты рассказываешь. Просто невероятные!

— Да, представь себе. Сама иногда диву даюсь.

Брэйзиер выглядел уставшим от городской суеты, озабоченным и даже удрученным, хотя и старался не подавать виду. Поигрывая о край стола книжечкой с бросавшимся в глаза странноватым названием «Уже», он доводил до сведения шурина все те семейные новости, которыми принято делиться между родственниками в минуты не частых, но «теплых» встреч.

Он говорил о Тулоне, упомянул о своей вчерашней встрече, где-то в районе Люксембургского сада, со знакомыми, которых не видел все сто лет. Оживившись и разводя руками, Брэйзиер стал вдруг в подробностях рассказывать о том, что жена получила от женского еженедельника заказ на статью о выращивании цветов в Египте, но не желает никуда ехать. Хоть частный джет ей одной подавай, хоть целый пароход… Пряча под веками выражение своих глаз, Брэйзиер скользил по Петру добродушным, но внимательным взглядом, время от времени осекался, пожимал плечами, словно и сам не знал, зачем всем этим делится. И продолжал в том же духе.

Уже около получаса они сидели в версальском офисе. Калленборн, назначивший обоим встречу на четыре тридцать, в кабинет еще не вернулся. Именно Калленборн в конечном счете и взял на себя дело Брэйзиера с неустойками, ту часть его проблем, которая могла непосредственно затрагивать его интересы в Люксембурге и Бельгии. Назрел момент обсудить всё как следует, без родственных сюсюканий; на взгляд Петра, они лишь вредили делу. К тому же и для Калленборна были припасены кое-какие новости.

В Париже Брэйзиер появился еще в среду. Однако, сразу же погрузившись в свою беготню, отложил визит в Версаль до пятницы. И эти два дня, проведенные Петром в ожидании встречи, оказались для него настоящим испытанием.