Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

— Ну как же… Ты работаешь, получаешь за свой труд определенное вознаграждение, прибыль, в виде денег или материальных благ. Но в этом мире вся совокупность материальных благ, вся совокупность богатств, как бы она не была поделена между всеми, по головам, всё равно ограниченна. Существует заданный объем этих благ. Он, конечно, немного увеличивается, ведь мы все что-то производим, приумножаем. Но тем не менее он задан. А это значит, что твое умение работать, удача в твоих делах всегда зеркально означает неудачу для кого-то другого, ущемление чьих-то интересов, деградацию жизненных условий или даже крах, унижение и так далее. Получается, от «не укради» до любви к ближнему — всего один шаг.

Брэйзиер скептически морщился.

— Кабы все так думали. «Не убий» — это значит, по-моему: не пролей кровь, — сказал он. — Всё остальное — это приправа к уже готовому блюду. Где-то не выросло. Так в другом месте прорастает. Не сдаваться же на каждом шагу. Что из этого получится?.. Ты, Питер, адвокат, а я предприниматель — разница существенная.

Петр, смягчившись, отмахнулся:

— Да здесь тоже одно предпринимательство, с утра до вечера… Я же не говорю, что нужно переть лбом в стену. Сказать, что думаешь, — нужно. Отвести черту, отделиться — всегда нужно. А потом можно проявить и мягкость. В это трудно поверить, когда знаешь, что другие не верят. Получается замкнутый круг.

— Нет-нет, я понимаю, что ты хочешь сказать, — заверил Брэйзиер. — Черт возьми! Ты действительно думаешь, что я мог повременить с Бельгией?

— Не знаю. Вроде бы нет. В этом и суть: каждый решает за себя сам. Иначе какой смысл?

— Да, да… И это верно, — забормотал Брэйзиер с вдохновением. — Мари то же самое часто говорит.

Разговор был прерван стуком в дверь. В комнату вплыл Калленборн. Деловито, крепкой хваткой пожав обоим руки, он с недовольством извинился за опоздание и пригласил обоих пройти к нему, куда Анна принесла поднос с чаем…

Брэйзиер уже сидел в такси, пробок не было, и езды до Гарна оставалось еще минут на пятнадцать.

В ожидании приезда родственника Петр зашел к соседям поздороваться, и его не отпускали. Хозяева Форестье, приглашенная ими на ужин молодая пара и Сильвестр-муж все вместе находились в саду перед верандой, столпившись вокруг Женни Сильвестр, которая только что вернулась из Страсбурга. Больная соседка еще больше похудела, но от всеобщего внимания выглядела похорошевшей. Рядом на садовом столе хозяева составили целую батарею бутылок. Все дружно налегали на виски, портвейн, красное вино. В саду было тепло, тихо. Несмотря на мошкару, уходить с улицы в духоту внутренних помещений никому не хотелось.

В ворота под каменной аркой вбежала девочка. Петр не сразу узнал приемную дочь хозяев.

— Там еще кто-то приехал! — прокричала девочка. — Такси остановилось!

Петр взглянул на часы. Четверть девятого.

— Это Арсен. — Он отставил на стол свой бокал и направился к воротам.

Брэйзиер успел сменить одежду. На нем был серый пиджак от костюма и бежевые брюки. Как всегда свежевыбритый, благодушный и даже навеселе. Но он приехал не один. С другой стороны машины Петр увидел Луизу. От неожиданности он замедлил шаг. Появления племянницы он не ожидал.

— Мы-таки встретились! — провозгласил Брэйзиер с уверенностью, что сделал шурину приятный сюрприз.

На Луизе была светлая юбка, серого цвета новый демисезонный балахон с просторным капюшоном. В ней опять чувствовалась какая-то перемена, появилось что-то неожиданное, прохладное, поверхностное. И только в следующий миг Петр понял, в чем дело: помада на губах выглядела слишком яркой, а стрижка стала короткой. От длинных локонов ничего не осталось. В груди у него что-то мгновенно сжалось.

— Вы что же, Пэ, гостям не рады? — Не дав ему ответить, Луиза приблизилась, поцеловала его в обе щеки и вручила ему тяжелый бумажный пакет, две бутылки шампанского. — Вот вам от папы! Точнее, не вам, а Гийому.

Пока Брэйзиер раскланивался во дворе с хозяевами и их гостями, Петр помог хозяйке, суетившейся с подносом между верандой и кухней, отнести шампанское в холодильник. Когда он вернулся, Луизу и дочь хозяев во дворе он уже не застал. Только позднее, когда хозяйка стала звать всех за стол, Петр увидел обеих перед садовой каморкой. С какой-то недевичьей решимостью девочка вытолкала на улицу свой новый велосипед и смущенно показывала его гостье.

Петр подошел к ним, постоял и, наклонившись к Луизе, тихо спросил:

— Зачем надо было это устраивать?

— Ты не рад?

— Как я могу быть не рад… — На лице Петра промелькнула бессильная улыбка. — Но стрижка?

— Не нравится?

— Наоборот… Тебе очень идет, — признал он. — Ужасно идет. Просто после такого дня…

— Знаю. Папа у тебя до вечера проторчал?

— Почти что.

— А я звоню ему и тут узнаю: весь Гарн собрался гудеть до утра, прямо на улице. Форестье вас заложил. Ну и вот… Нет, если ты хочешь поднять седло… — громко поучала девчушку Луиза, — надо вот здесь отвинтить. Под седлом, видишь? Пэ, помоги нам!

— Не называй меня на «ты», — шепнул Петр и принялся, не глядя, раскурочивать металлический зажим под седлом.