— Дорогой или дешевый? — спросила Луиза девчушку.
— Не знаю, — медлительно ответила та.
— Как же ты не знаешь? — передразнила Луиза. — Нужно знать такие вещи.
Та уронила глаза в землю. Луиза чем-то покоряла девчушку, она даже боялась на нее смотреть.
— А там что? — Луиза подступилась к открытой садовой каморке и, заглянув в нее, шагнула вовнутрь. — Господи боже мой… Пэ, смотри, что здесь такое! — позвала она из темноты.
Петр вступил в черный проем. И тут же почувствовал, как ледяная рука поймала его за шею. Другая, еще холоднее, скользнула по груди, проникла под рубашку, и он уткнулся лицом в ее прохладные, влажные губы…
Во дворе становилось свежо, и хозяева вскоре пригласили гостей в дом. Все вошли в гостиную со сложной планировкой, какие встречаются, пожалуй, только в домах самих архитекторов: на дне полуподвального углубления горел камин, повсюду виднелись ступеньки, будто на рисунках Эшера, повсюду теснилось нагромождение дорогой, но для архитектора всё же не очень стильной мебели, а само помещение столовой было отгорожено от зала тремя колоннами.
Брэйзиер был усажен рядом с молодой парой, Луиза — по правую руку от Гийома Форестье, Петр же — между Женни Сильвестр и ее мужем. Брэйзиер был здесь новичком, но почему-то сразу оказался в центре внимания. Вероятно потому, что привносил в обычные для всех темы хоть какое-то разнообразие: обсуждался громкий скандал в игорных кругах на Юге (как раз где-то в тех же краях архитектор Форестье получил по знакомству заказ на строительство дачных домиков), урожай маслин в Верхнем Провансе, купля-продажа недвижимости.
Симпатия, которую Брэйзиер снискал к себе со стороны всего общества, Петра и удивляла, и чем-то забавляла. Так и хотелось похлопать Брэйзиера по спине. Особенно неожиданной казалась реакция со стороны Элен Форестье, которая принимала нового гостя то ли за многоопытного международного магната, то ли за владельца каких-то неистощимых заморских копей. Но Брэйзиер и сам был немного озадачен заблуждениями на свой счет. Это угадывалось по тому, как он чуть более обычного щурил глаза, пытаясь скрыть их выражение.
Сильвестр встревал в разговор всякий раз внезапно, то и дело чему-то поддакивал. Женни Сильвестр выглядела вдруг рассеянной. От ее цветущего вида, минуту назад приковывавшего к себе внимание, не осталось и следа. Когда Петр ловил на себе ее взгляд, она расплывалась в виноватой улыбке, словно извиняясь за то, что не может, как ни старается, втянуться в оживленную атмосферу застолья.
В этот момент Петра осеняла внезапная догадка. Ей неловко из-за Луизы? Неловко делать вид, что она слепа, что не понимает, какие их теперь связывают отношения? А тут еще и отец! Попробуй разберись, что происходит и как на всё это реагировать. Но не ломали ли комедию все остальные?..
Луиза не сводила с него глаз. Перебирая взглядом сидящих за столом — это делалось буквально для отвода глаз, — она вновь и вновь останавливала на нем свои влажные серые глаза, которые нет-нет да выдавали себя едва уловимой, застывшей на дне взгляда проникновенностью и насмешкой, никакого видимого повода для которой явно не было. В следующий миг Петр улавливал во взгляде Луизы легкую перемену. Это был не то испуг, не то опять что-то жестокое. И он не находил себе места.
Когда же принесли мясное и от всеобщего возбуждения, достигшего апогея, за столом поднялся шум и гам, он вдруг почувствовал коленом прикосновение ее голой стопы, в одном чулке, и окончательно окаменел.
С застывшей гримасой Петр глазел по сторонам, стараясь подставлять колени как можно ближе к ноге, в страхе, что, если уберет их на миг, Луиза может просчитаться и коснуться кого-нибудь из Сильвестров, сидевших пообок от него. Пытка закончилась тогда, когда хозяйская девчушка вызвала Луизу из-за стола и они вместе ушли на улицу разучивать какой-то теннисный драйв.
Через несколько минут, когда Луиза проносилась мимо, Элен Форестье придержала ее и попросила сходить наверх в рабочую мансарду мужа за каким-то альбомом и заодно прихватить оттуда бутылку коньяку. Луиза ушла наверх.
Воспользовавшись тем, что половина стола повставала — перед тем как принести сыр и десерт, хозяева объявили перекур, — Петр проследовал за Луизой наверх.
— Еще таких полчаса, и я сойду с ума, — взмолился он, нагнав ее на втором этаже. — Не делай этого, Луизенок, умоляю тебя.
— А ты не смотри на меня такими глазами!
— Какими?
— Ты не в глаза мне смотришь, а в рот.
— Луиза, я никогда не был так серьезен.
— Пэ, пойдем к тебе… на минутку. Я скажу, что меня тошнит, а ты уйдешь меня проведать. Меня действительно тошнит! Смотри, у меня ничего нет!
Не успел он отпрянуть, как она схватила его руку и уткнула себе под юбку, давая почувствовать, что на ней нет нижнего белья.
Железной хваткой взяв ее за запястья и чувствуя, что руки ее дрожат, но, возможно, дрожал он сам, Петр прижал ее руки по швам вдоль тела.
— Вот так, пожалуйста, — перевел он дух. — Прошу тебя…
— Луиза! Ты где? — раздался снизу голос дочери хозяев.
— Иду! Подожди минутку! Мы тут с дядей Питером по душам разговариваем.