На ходу приглаживая пятерней развесистые нестриженые ветки, Мольтаверн шел вразвалку за Петром, был явно под впечатлением, но, возможно, просто хотел чем-нибудь угодить, заметив, что садом всерьез занимаются.
Пройдя мимо далий и шафрановых кустов, прикрытых по краям полиэтиленовой пленкой, они вышли на нижнюю поляну к кустам «Корнелии», которая тоже давно стояла отцветшей. Мольтаверн остановился перед небольшим цитрусовым деревом, усыпанным мелкими, размером с абрикос, желтыми плодами, и не мог понять, как оно может плодоносить в это время года.
— Ну вот и всё царство, — подытожил Петр. — Что скажете?
Мольтаверн перевел дух и, от неловкости напыжившись, похвалил:
— Хорошо живете.
В глазах у гостя опять появилось что-то нерешительное.
— Если будет желание, можете помогать по саду, — сказал Петр. — У меня работает садовник. Модест Далл’O его зовут, очень старый, тихий человек. Приходит раз в две недели, летом чаще. На днях мы, кстати, собираемся кое-что посадить, так что посмотрите, как это происходит…
Мольтаверн молча кивнул. Взгляд его, которым он обвел поляну и кусты, говорил о том, что он готов сажать что угодно и хоть сию минуту.
— Платы за работу я, конечно, предложить не могу, — добавил Петр. — Не считая мелочи, на карманные расходы.
— Не нужно никакой платы. Зачем? — смущенно пробурчал Мольтаверн. — Никаких денег. Вы и так тратитесь на меня…
— Нет-нет… Это один из пунктов нашего договора, — напомнил Петр. — Всё равно гроши — не обольщайтесь. Хватит на сигареты, на проезд, да и то вряд ли.
— Я не курю, — сказал Мольтаверн и с оскорбленным видом уставился в поле за оградой.
— Тем лучше. Сэкономите. Ну а дальше решим, что делать…
Луиза позвонила в Гарн после восьми вечера, хотя и обещала приехать в шесть. Она звонила уже со станции, и Петр сразу же выехал из дому. Дорогой он намеревался подготовить ее к домашним нововведениям, но так на это и не отважился…
Когда они приехали, когда Луиза, продолжая тараторить об очередной, неизвестной Петру подруге, у которой кто-то из родственников разбился на машине, вошла в переднюю и увидела Мольтаверна, она приняла его, судя по всему, за слесаря, ничуть не удивленная тем, что слесарь работает в воскресенье, в столь поздний час, и, собственно говоря, не работает, а просто сидит сложа руки на диване.
Уже почти стемнело, и в гостиной пришлось включить свет, когда Мольтаверн пошел Петру помочь, заметив, что он пытается включить еще и входное освещение со стороны террасы, но фонарь не зажигается. Повозившись на улице с минуту, Мольтаверн вернулся в комнату и спросил, где хранятся запасные лампочки.
Луиза вдруг взглянула на него с удивлением и перевела взгляд на Петра. Петр объяснил, как найти лампочки: все запасы хранились в шкафчике при спуске в подвал. Мольтаверн удалился. Но Луиза так и не успела разобраться, что к чему. Новый жилец, о чем она всё еще не знала, вернулся с табуреткой, вышел на террасу и, подсвечивая себе зажигалкой, принялся разбирать фонарь.
Воспользовавшись тем, что они одни, Петр принялся объяснять, всё так же издалека, что-то не совсем понятное. С этого дня в доме будет жить безобидное, бездомное существо, которое он согласился приютить у себя на время частично «по долгу службы», а частично по собственному желанию, просто потому, что проникся к парню симпатией. Петр поспешил оговориться: «дворцовый переворот» не будет вечным. Дольше чем на месяц-два он не должен был затянуться.
Луиза смотрела на него с изумлением:
— Это он?.. Он и есть, что ли? — Она ткнула пальцем в маячивший при выходе на террасу торс легионера. — А я всё смотрю и не понимаю, что происходит… Пэ, где ты его подобрал?
Петр помолчал. Собравшись с мыслями и, главное — с духом, он принялся объяснять всё сначала, но с новыми подробностями, опуская при пересказе прошлого Мольтаверна лишь самые щекотливые детали. И мало-помалу, к своему превеликому облегчению, он заметил, что чем дальше он углубляется, чем путанее рассказывает, тем всё более восторженно смотрит на него Луиза.
— Ты не сочиняешь, правда?.. Правда, что ли? — повторяла она, прикладывая ладонь ко рту. — Если всё это правда, то это потрясающе… — Ее потеплевшие серые глаза светились детским каким-то восторгом.
— Да, представь себе! Всё так, — торжествовал он. — Я ведь не мог. Да и какой нормальный человек мог бы отказаться? В конце концов, он же не будет сидеть сиднем, правильно? Здесь столько дел всяких… Мой жест… получается даже, что он не совсем бескорыстный.
— Ну, об этом давай не будем. Я и так понимаю, не дура… — остановила его Луиза и даже наморщила лоб. — Знаешь что, Пэ? Ты такой… такой славный, такой молодец! Ну прямо… — Она выцеживала слова немного сквозь зубы, пристально всматриваясь в него пьянящим взглядом, словно открывая в нем какую-то новую, неизвестную ей грань, и он не мог не заметить, как глаза ее едва заметно повлажнели.
— Ты действительно рада?
— Ужасно… Ужасно, Пэ.
— Я знал… Я был уверен, — бормотал Петр, не зная, куда деваться от переполняющих его эмоций.
— Только как мы тут все расселимся? Ты уже думал об этом?