Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

— Я выгреб наверху этот скворечник. Получилось ничего. Луиза…

Не находя слов, чтобы выразить всё то, что происходит у него в душе, Петр встал, плеснул себе в стакан виски, молча выцедил его и только после повторной дозы немного успокоился.

С утра на следующий день Мольтаверн попросил дать ему какие-нибудь поручения по дому. Так это происходило у Жоссов, пока он жил на их попечении. Его святой обязанностью считалось ходить в магазины за мелкими покупками, заниматься детьми, уборкой.

Петр предложил ему пойти за хлебом, объяснил, как дойти до ближайшей булочной. Она же и была единственной. А если уж действительно хотелось сразу засучить рукава, потратить силы на что-нибудь дельное, то во дворе со стороны улицы давно не делалась уборка. Давно требовала ремонта тыльная ограда. Ремонт небольшой, но возни могло получиться на полдня. Стоило начать — и работы непочатый край. Сам он просто не успевал за всё это взяться, руки не доходили…

Когда вечером, уже после девяти, Петр вернулся в Гарн, он застал Мольтаверна за ремонтом в ванной. В той же, что и с утра, одежде Мольтаверн возился с прокладками в кранах, успел привести в порядок все остальные смесители по всему дому и даже подремонтировал уличный кран, который использовался для подключения садовых шлангов. Кроме того, он успел привести в порядок душ у себя наверху, подтекавшую в коридоре батарею, и при этом умудрился обойтись одним разводным ключом. Всё равно не знал, где лежат инструменты, а звонить и беспокоить из-за ерунды не стал — таков был отчет о проделанном.

Во время ужина, накрыв стол на двоих на кухне, Мольтаверн вскользь заметил, что на улице потеплело, в верхней части дома стало немного душно, и он решил снизить температуру батарей на полтора градуса.

Переборов замешательство, Петр инициативу одобрил. Сам он никогда этого не делал, потому что не знал, что терморегулятор позволяет делать столь точные регулировки…

Со вторника, за одно утро вычистив весь внешний дворик, Мольтаверн занялся хозяйством в остальной части двора, со стороны сада. Он вымел дорожки вдоль кустов «Офелии», вычистил всю аллею, от ворот к розарию, выбрал из гальки сучки и лиственный мусор, перебрал камешки едва не вручную. И уже вовсю заправлял на кухне. На Петра он производил впечатление законченного домоседа. За ограду практически не выходил. Поскольку он никого не знал, гулять по поселку ему не хотелось. Новый жилец не пил, не курил, проявлял во всём самостоятельность, не требовал какой-либо «опеки» над собой. И даже не требовалось особых указаний, чтобы загрузить его какой-нибудь работой. Он сам понимал, что требует ремонта и где еще нужна уборка. Но больше всего Петра удивляло то, что присутствие в доме чужого человека оказывалось каким-то легким, невидимым. Он всегда был чем-то занят, на глаза попадался редко. Никогда не сидел сложа руки. И как только имел свободное время, уходил к себе или прохлаждался на старом подремонтированном шезлонге в конце сада.

На первые карманные деньги Мольтаверн купил себе хлопчатобумажный свитер, велосипедный насос, флакон дешевого одеколона и пластмассовую миску для кормления кошек. Покупка миски казалась особенно трогательной. Но самое сильное впечатление на Луизу произвела всё же не миска, а свитер «цвета морской волны».

В следующую субботу Луиза встала необычно рано и решила сразу после завтрака ехать с Мольтаверном в Дампиерр для более серьезного пополнения его гардероба. Причем настаивала на том, чтобы поехать с ним вдвоем, «без сопровождения», толку от Петра всё равно не было никакого, в магазинах он не выдерживал дольше пяти минут.

Около десяти они уехали. И всё это время — их не было до половины второго — Петр не находил себе места. Луиза водила редко, за руль «БМВ» она садилась впервые.

Они вернулись целыми и невредимыми, с ворохом новой одежды: три светлых рубашки, джинсы, кроссовки, твидовый пиджак и даже шелковый галстук с мелким бежево-голубым узором. На все эти приобретения у Мольтаверна не хватило тысячи франков. Луиза ссудила ему в долг в счет будущих карманных…

Как бы Мольтаверн ни интриговал всё гарнское окружение своей биографией, добиться от него каких-то новых, вразумительных сведений было почти невозможно. Он выцеживал из себя по капле, и больше не дома, а на стороне, у соседей, которым он тоже стал помогать с ремонтом за небольшую плату. Поначалу отнесшиеся к его поселению в Гарне с некоторым недоумением, соседи считали неосведомленность Петра самым слабым пунктом во всей истории — в «акции по усыновлению», как подшучивал архитектор, к филантропии Петра относившийся с большим скептицизмом.