Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

— Могу себе представить… Уткнуться на входе в такого циклопа! — заметила Луиза, уже погруженная в новые размышления. — Леон, а Леон, когда мы сидели на улице, ты как-то странно выразился насчет того, что тебе, мол, ничего не стоит дать человеку промеж глаз… Я давно хотела задать тебе один вопрос, если ты, конечно, не обидишься…

— Спрашивайте, не обижусь, — заверил тот.

— Ты кого-нибудь в жизни уже отправил на тот свет? Ну, я хочу сказать, вот так, своими руками, взял, и это… Ты же воевал?

Уже привыкший не обращать внимания на колкости, Мольтаверн продолжал молча шуровать щипцами в камине. Но уже сама невозмутимость свидетельствовала о том, что вопрос не ставит его в тупик.

— Интересно, что чувствует человек после этого? Ведь забыть это невозможно, когда убиваешь кого-нибудь… — продолжала рассуждать Луиза. — Небось живодерничал — признайся? Что ты улыбаешься?.. Ну чем ты это сделал? Штыком? Из пистолета? Где это было? В Африке?..

— У вас такие наивные представления, мадемуазель Луиза! На деле всё проще, — заговорил Мольтаверн, повесив щипцы на крюк. — Мы их, черножопых, голыми руками, как котов. Вот так берешь одного… — Мольтаверн задрал перед собой правый кулак, другим кулаком проделал под ним вращательное движение. — И раз, против часовой стрелки! Так течет, что в башмаках потом хлюпает.

— В сапогах, — поправила Луиза после паузы.

Через приоткрытую дверь Петр увидел, как она брезгливо поморщилась.

— Не в сапогах, а в бутсах, — поправил тот. — Какие в пустыне сапоги? Там жара. Ходишь как по сковородке.

— Тьфу, какая гадость! Говорю с тобой, а у самой мурашки бегают по спине… — Луиза замотала головой, не то ужасаясь своему открытию, не то чем-то восхищаясь. — Черт знает что!

Ухмыляясь одной половиной лица, Мольтаверн отвел взгляд в осветившийся ярким пламенем проем камина и задумчиво смотрел в огонь, после чего, понимая, что лучший способ самозащиты это всё же атака, решил идти на абордаж:

— А теперь вы мне ответьте…

— Всё, что хочешь. Ты только спрашивай, спрашивай!

— Что, по-вашему, немцы делали из них, из черных, во время войны? Ну на заводах у себя…

Луиза смерила его презрительным взглядом, наморщила лоб и отрицательно замотала головой.

— Не знаете?

— Выжимали сок, наверное… А из сока гнали солярку, — ответила она. — Для танков?

— Да нет, при чем здесь солярка… Вы ничего не понимаете! Водолазные костюмы! — подсказал тот и, не моргнув глазом, провел по горлу ребром ладони. — И шить не надо. Без швов получаются…

— Бог знает что… Леон, что за гадости ты рассказываешь… Пэ, ты слышишь, что он тут несет?..

На рождественские праздники Луиза пообещала родителям приехать домой в Тулон и уже не могла в своих планах ничего изменить. К тому же домой ждали еще и брата из Калифорнии, который собирался провести у родителей две недели. Луиза уехала в Тулон еще двадцатого числа.

Соседи тоже разъезжались. Архитектор собирался увезти семью к родственникам в Бордо. Сильвестры же планировали ехать в Бретань на море, чтобы провести праздники у знакомых. К неожиданности Петра, праздники ему предстояло провести вдвоем с Мольтаверном…

Утром двадцать четвертого декабря выдалась ветреная, пасмурная погода. Низкое небо, над горизонтом оплывавшее фиолетовыми подтеками, быстро плыло со стороны побережья и уже с девяти утра грозило разразиться еще большей непогодой. Округа прогрузилась в серую хлябь. В воздухе стоял запах дыма и чего-то прокисшего.

Побывав с утра в Версале, Петр вернулся в Гарн к обеду. Мольтаверн как раз готовился накрывать на стол. Петр попросил перед выездом приготовить легкий обед, и тот выставлял на стол вегетарианские блюда: картошку фри, салат из цикория со свеклой, но на десерт всё же предусмотрел излишество — творожный пирог с черносливом, который особенно хорошо у него получался.

Вскоре сели за стол и молча приступили к еде. Пытаясь оживить атмосферу, Петр продолжил незаконченный накануне разговор, расспрашивал о родственниках.

Мольтаверн отвечал через пень-колоду, говорить на эту тему он не любил и на всё давал лаконично-отрицательный ответ. А через несколько минут, когда он поднялся из-за стола, решив, что тема исчерпана, и предложил приготовить кофе, Петр впервые ощутил в себе странную привязанность к своему жильцу. Это чувство впервые не отдавало обычной жалостью.

Поблагодарив за обед, Петр неожиданно мягким тоном напомнил:

— Кстати, Леон, ты обещал говорить мне «ты». Пора, в самом деле.

— Если хотите, — замялся тот.

— Нет, если на «ты» — так на «ты».

— Если хочешь, — выдавил из себя Мольтаверн.

— Вот и отлично… Хотел тебя спросить: ты устрицы ешь? Что на ужин будем готовить?

— Я всё ем. Мне без разницы. Вы сами решайте…