Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

— «Овернский криминал» — это бомба… Повторяю, Питер… Замедленного действия, но бомба. Изготовленная отнюдь не из нитрата аммония… Конечно, никто не может гарантировать, что нам удастся преподнести им всю вотчину на подносе. Я считаю, что лучше не строить иллюзий. Но ведь это не важно, если разобраться… — Грав вновь излагал уже известную точку зрения, но на этот раз он обращался не ко всем, а к одному Вертягину. — Бомбой замедленного действия я это называю вот почему. Участок под застройку перекуплен летом за бесценок. С какой целью провернули эту операцию? Ответ прост: конфликт был налицо, и махинация готовилась заранее. Остается доказать одну простую вещь — что этот конфликт был спровоцирован преднамеренно, с чисто спекулятивными намерениями, чтобы понизить цену на землю и скупить ее за бесценок. Неслучайно мэра обвиняли в коррупции. Два года назад? Ну и что? Значит, уже тогда всё было ясно. Оставалось претворить план в жизнь… Мне удалось выяснить, и сомнений по этому поводу быть не может, что на полицию это расследование свалили именно для того, чтобы замять всю историю, чтобы не подпустить к нему судебного следователя. Чего и добились… Проведя расследование, они, конечно, подтвердили обвинение. И вот тут прокурор взял и прикрыл дело у себя в столе. Всё по правилам жанра. Что это, как не манипуляция? Причем исходящая от государственного учреждения?.. Доказать это будет сложно. Но грех не попробовать… Вот такова моя позиция… — Сказав главное, Грав перевел дух и продолжал: — А теперь, Питер, представь на минуту, что произойдет, если нам удастся вывести местные власти на чистую воду? Мэр слетит со своего трона — в этом можно не сомневаться. Сейсмическая волна пойдет через весь департамент. Мы такого шороха наведем! Но как я уже говорил, Питер, это нужно рассматривать как запасной ход. А пока можно смело идти на мировую и диктовать свои условия. Всё просто… Местные журналисты домогаются наших комментариев. Только за вчерашний день было пять или шесть звонков. Не каждый день нам оказывают такие почести… — Грав остановился перед креслом и обессиленно сел. — Я бы взялся, конечно, сам. Но мне снова придется в Эльзас таскаться, — присовокупил он, обняв подлокотники. — Жорж и Клаудиус — сам видишь… Они молчат не потому, что им сказать нечего. А из такта. Ведь так, господа?.. Но я отвечу за них: они с апреля спины не разгибают…

Жорж Дюваль не отрывал глаз от своего блокнота. Жан-Клод Бротте, по кличке Клаудиус, расположившийся в своем законном угловом кресле, подперев подбородок пачкой сигарет, изучал свои английские туфли.

В реакции компаньонов не было ничего неожиданного. Но тон разговора, заданный Гравом, выходил за рамки рядовых разногласий. Об этом свидетельствовал даже какой-то фальцет, закрадывающийся в его интонации. И это особенно чувствовалось, как только он прерывал свою речь.

Петр поднялся, прошел к двери в секретарскую и напомнил про кофе, который просил приготовить для всех минут десять назад, а затем остановился спиной ко всем у подоконника.

Высокое окно, занимавшее всю стену, выходило во двор и за двором — к бульвару с высокими, еще не сбросившими листву платанами. Глядя на улицу, Петр мимолетно задержал на чем-то взгляд и с трудом переборол на лице улыбку. Как можно тратить такой день на подобную болтовню? Исполинские, какие-то вертикальные облака с очень контрастными абрисами стремительно плыли по нежно-бирюзовому небу и не могли не приковывать к себе взгляда. А яркое, совсем летнее солнце, в янтарном тепле которого безмятежно тонул город, словно ломилось в тесноту закрытого помещения.

Секретарша Анна внесла поднос с посудой и вторым заходом — кофе. Резкий одурманивающий аромат наполнил холл. Своей остротой этот запах был даже неприятен.

— Ну предположим, всё это так… Ты им сказал об этом — что, ты по пиару истосковался? — спросил Петр.

Не ожидая, что разговор станет сразу откровенным, Грав холодно поправил:

— Насколько я понимаю, речь идет не о моих личных хочу или не хочу, а об общих интересах. Или я чего-то не понимаю?

— Ты чего-то не понимаешь… Или не хочешь понять. Наши общие интересы еще вчера сводились к другому, — спокойно ответил Петр. — Когда мы еще только рассуждали об объединении, все вроде были согласны, что наша кантора будет заниматься адвокатской работой, а не консультацией всякого жулья, не финансовыми махинациями. Этого-то — пруд пруди…

— Ради бога, давай без громких слов… Что за жулье? Что за махинации? — запротестовал Грав. — Одни голословности! И так каждый раз! А когда до работы доходит…

— У каждого свои взгляды на вещи, тут ничего не поделаешь. Но если так, то давайте вернемся к этому вопросу, — напомнил Петр о старом, давно утихшем споре. — А то, действительно, говорим одно, а получается другое. Аппетиты ведь у всех разные. За твоими, например, мне не угнаться. Если мы собираемся работать вместе, нужна ясность.

— При чем здесь аппетиты?! Разве дело не в заработках? — терял Грав терпение. — Хотя лично не вижу здесь состава преступления. Будут у тебя дети, поймешь, что это значит.