Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Не переживайте, обошлось в три гроша. Да честное слово. В Салланше была распродажа. Если вас это может успокоить… В магазинчике у пассажа — может, знаете? Насчет размера я не уверен. Но если не подойдет, можно поменять, я предупредил в магазине.

Фаяры продолжали растерянно переглядываться. Подарок казался им слишком дорогим. Скорее всего, они переоценивали его реальную цену. Куртка не была дешевкой. Петр заплатил за нее девятьсот девяносто девять франков. Но она могла стоить гораздо дороже.

— Вы меня в неловкое положение ставите. Ну, хорошо… Спасибо, — сдался Фаяр с мрачной нерешительностью. — Вы, надеюсь, с нами будете обедать? Наши все скоро съезжаются.

— Это сегодня? — удивился Петр. — Спасибо. Нет, я, пожалуй, не смогу. Я обещал обедать у знакомых сегодня, — солгал он.

— Вот это вы напрасно! Отказ не принимается, — пробормотал Фаяр и покраснел. — Подарками разбрасываетесь, а за стол сесть отказываетесь. Я ведь и вернуть могу, — добавил он не то в шутку, не то всерьез. — С детьми познакомитесь, да и вообще…

— Хорошо, я приду, — помедлив, сказал Петр.

Кивнув всем лицом, Фаяр направился следом за женой во двор, разглядывая меховую подстежку и сокрушенно качая головой.

К часу дня от риги стал доноситься собачий лай, разноголосые детские крики, а на этаже хозяев был слышен топот многочисленных ног.

В окошко ванной комнаты, выходившее на подъездную площадку, Петр увидел незнакомых мужчин и женщин, которым Жанно помогал принести из машин вещи. С огрызком сигариллы в зубах работник таскал то сумки, то пеструю детскую утварь. Разгружать ему приходилось чуть ли не целую автоколонну легковых автомобилей, выстроившуюся при въезде на ферму…

Еще через четверть часа взбудораженный, весь в испарине и непохожий на себя Фаяр водил Петра по кругу, знакомя с домочадцами. Не слыша друг друга из-за крика, поднятого детворой, приехавшие толпились на улице перед каменным крыльцом, ведущим в жилую часть дома, и, вопреки царившему здесь беспорядку, чувствовали себя уютно в полумраке высокой риги, переоборудованной в нечто промежуточное, полужилое. Это были не то сени, не то гигантский чулан, словно складское помещение по самую крышу заваленное ненужными вещами.

Старшая дочь, немного пышная, средних лет блондинка с алым ртом и нарумяненными щеками, оттягивала на себе края свитера, будто в гостях, перетаптывалась с ноги на ногу и держалась почему-то скованно рядом с мужем, простоватым фермером, который из вежливости улыбался всем бессмысленной улыбкой.

Рыжеволосая девушка по имени Лили, приехавшая из Парижа утренним поездом, приходилась хозяевам младшей дочерью. В отутюженных брюках, с насмешливыми синими глазами, лицом вылитая мать, младшая дочь перехватила у отца эстафету и ничуть не хуже исполняла роль главы праздника, которую тот играл как-то уж слишком неуклюже. Петра, столичного жителя, Лили принялась знакомить с остальными членами семейства, с каждым персонально, не то отдавая дань каким-то приличиям, не то решив всех разыграть. Однако соль шутки оставалась непонятной.

— Этот молодой человек — наш бывший чемпион по лыжам… И если бы он не устроил трамплин на крыше сарая и не свернул себе шею, он был бы сегодня мировым рекордсменом. Место жительства — Сикст. Так называется одна местная дыра. Место работы — лыжная база… — на все лады объясняла общительная Лили, представляя Петру высокого тридцатилетнего мужчину с доверчивым лицом юноши, который пытался починить раскуроченную деревянную конструкцию непонятного назначения, понадобившуюся детям для какой-то забавы. — А это наш передвижной музей… бэушной домашней утвари, правильно я объясняю? Отвлекись, милый, на минуту! Это мой старший брат… — Лили тронула за плечо коренастого, лет сорока брюнета, который в запале рассказывал группе других взрослых домочадцев о Монте-Карло, о налоговой инспекции, об охоте на кабана, в которой он недавно участвовал на юге Франции, и одной своей манерой изъясняться он приводил собеседников в повальный хохот. — Живет тоже в Париже. На работу ходит в Друо. Начал там многообещающую карьеру… при аукционе. Хотя по виду не скажешь, правда? Но у нас по одежке не судят…

Вздрагивая от хохота и шевеля двойным подбородком, старший брат развернулся и внимательно посмотрел на гостя, прежде чем подать руку для рукопожатия, но с таким видом, будто собирался пырнуть ею в живот.

— Вы ее не слушайте, — учтиво обронил он. — Для нее мы все комедианты. Начинающие или уже со стажем.

Средний брат и его жена — оба в лыжных куртках, с сосредоточенными лицами людей семейных, утративших способность думать о чем-нибудь другом, кроме как о своих домашних заботах — старались отчистить белый воротничок пятилетнего отпрыска от женской помады клубничного цвета, а заодно пропесочивали за что-то дочь, хорошенькую девятилетнюю девочку с кроткими, волоокими глазами, которую осоловелый Фаяр-старший держал на руках.

— Эту малютку, эту пугливую малютку зовут… Как тебя зовут? — продолжала Лили свой спектакль. — Ну, не прячься, не прячься!