— Учиться уму-разуму никогда не поздно, — произнесла Лили с насмешкой, глядя снизу вверх на старшего брата, который наконец взял себя в руки и теперь хладнокровно кромсал в своей тарелке листья салата.
В следующий миг, не глядя на отца, старший раздельно произнес:
— Если тебе так тягостно слышать мое мнение, а может, и выносить само мое присутствие, я могу…
— Хватит! — Фаяр ударил кулаком по столу. — Можешь, конечно, закончить на кухне. Только молча… Встань и выйди!
Старший усмехнулся, промокнул салфеткой губы, поднялся и, багровея, неровной походкой вышел из комнаты.
— У папы страсть к выяснению отношений, — произнесла Лили, словно извиняясь перед всеми за отца. — Папа, ты бы хоть подумал, что здесь сидят чужие люди.
— Прошу извинить меня, я не хотел… — виновато пробурчал тот, не отрывая глаз от стола, и со звоном выронил нож в свою тарелку. — Ты, Лили, тоже не лезь, пожалуйста.
— Если ты считаешь себя вправе портить всем настроение из-за ерунды, я могу сказать, за что ты на него так взъелся. Потому что он привез тебе счет от адвоката. На двадцать тысяч! Ну что, я не права?.. Стыдно, папа.
— Не лезь, Лили. При чем тут двадцать тысяч, — пробормотал отец.
Эв Фаяр поднялась из-за стола, молча вышла на кухню. И в комнате воцарилось еще более тягостное молчание. Лили вспорхнула со своего стула, проплыла по комнате к отцу и обвила его руками вокруг шеи:
— Папа наш старенький! Мы ведь не ссоримся. Ну признайся?
Фаяр, не зная, плакать ему или смеяться, поймал дочь за руку и не то засиял, не то покраснел от внезапного, спасительного умиления.
— Он ведь вам главного не сказал, — провозгласила Лили. — Наш папа со следующей недели пенсионер! И собрал он нас… Вы нас простите за наши семейные квипрокво![3]
— бросила она через стол, обращаясь к Петру. — Собрал он нас, потому что хочет делить имущество и не знает, с какого конца начинать.— Все-то ей известно, — пробормотал Фаяр примирительно. — Эх, коза-егоза!
За столом возникло бурное, хотя и немного фальшивое оживление. Зазвенела убираемая посуда. Опять гремели отодвигаемые стулья. Когда служанка внесла на подносе две бутылки шампанского, приготовленные для десерта, все поднялись. Но в тот же миг в комнату вошла Эв Фаяр в сопровождении Жанно. Она усадила его рядом с дядюшкой Жаном, приказала резать пирог, и все с облегчением расселись по местам.
Дядюшка Жан извлек из нагрудного кармана толстую сигару, ухмыляясь, обнюхивал ее, но тут же достал вторую и предложил ее Жанно. Не поблагодарив, Жанно взял сигару, положил ее рядом с тарелкой, взялся за колени и быстро, как истукан забубнил:
— Большая сигара… Спички уронил в бочку… В субботу пойду к врачу…
С трудом дыша от сытного обеда, дядюшка Жан поддал Жанно между лопаток, да с такой силой, что бедняга вздрогнул, а затем, откинувшись на спинку стула, с покровительственным видом улыбался во все стороны, но больше всех Петру, как бы намекая на то, чего не смел сказать ему прямо: мол, останься он у него в шале, никаких «квипрокво» бы не получилось…
С утра в понедельник
к ферме подъехала белая легковая «мазда». Из машины высадились трое мужчин. Один из них, в австрийском пальто елового цвета, обошел дом, вернулся назад к машине и, нацепив на глаза массивные черные очки, с серьезным видом разглядывал хозяйство — оставленные распахнутыми сараи, ригу с дровами, подсобные постройки.Петр курил в этот момент в конце своей террасы, откуда просматривалась верхняя часть двора с подъездной площадкой, и, наблюдая за приехавшими, ждал, что кто-нибудь выйдет их встретить. Но из риги никто не появлялся. Тогда он накинул на плечи пальто и направился к машине. В тот же миг на улицу вылетел Фаяр.
Пробежав мимо Петра, не здороваясь, старик суетливо пожал приехавшим руки и отошел с ними к дорожной насыпи. Что-то торопливо с гостями выясняя, Фаяр отрицательно качал головой. Слушая его вроде бы без особого внимания, все трое продолжали озираться на ферму. Тот, что был в зеленом тирольском пальто — на него и была возложена, судя по всему, главная роль, — дважды всплеснул руками, распахнул папку с бумагами и что-то показал Фаяру, сопровождая свой жест объяснениями.
Хозяин выглядел испуганным. Вид у него был всё более мрачный. Даже издали было заметно, что на него обрушилась какая-то неприятность.
Оставив гостей, старик прошел в дом и через минуту вернулся с красной папкой в руках. Он забрался в свой джип и дал «мазде» развернуться. Обе машины двинулись к спуску…
— Сказать по правде, я и сам не понимаю, куда всё катится! Это же надо так влипнуть! В мои-то годы! — пытался Фаяр объяснить Петру случившееся после обеда.