Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Выше обычного нависали над дорогой скалы. До этого Петр их даже не замечал. Извилины шоссе, заставлявшие вновь и вновь тормозить, надвигались из тумана совершенно неожиданно. Вразброс теснящиеся дома и коттеджи, вросшие в землю на головокружительных откосах, выглядели тоже какими-то чужими, незнакомыми. Не менее неожиданное впечатление производили и пустынные улицы плато д’Асси, затянутые тревожной синеватой мглой. При виде безлюдных тротуаров охватывало такое чувство, что где-то рядом, в одном из переулков, начался пожар, дым от которого стелется по всей округе, но в вымершем поселке никому до этого нет дела. А целое облако оседающих над проезжей частью мыльных пузырей, с большим искусством выпускаемых с балкона санаторного корпуса, который нависал над проезжей частью справа, представляло собой и вовсе странное зрелище.

Один из мыльных шаров, величиной с мяч, заставил Петра сбросить скорость. Дрожащий, отливающий радужным перламутром, пузырь беззвучно лопнул на лобовом стекле. И это всколыхнуло в душе что-то хорошо знакомое, но он не смог вспомнить, что именно…

Неожиданная атмосфера царила и в полупустом кафе, куда он вошел минуту спустя, остановив машину перед зданием почты. За стойкой, у самого входа, сидел с бокалом пива дистрофически худой араб, который встречал входящих горестным взором и всех без исключения приветствовал фразой: «Добрый вечер!» Столик на веранде осадили монолитными тушами двое толстяков с мокрыми от пота лицами, мужчина и женщина, которые пили какао, оприходовали тарелку с круассанами и требовали подать им на стол недостающую часть заказа ― кувшин апельсинового сока…

В конторе пристава ответила секретарша. Патрон якобы ждал этого звонка. Приехать можно было сразу. Визит с утра приходился даже кстати, у пристава было свободное время. Секретарша переспросила, действительно ли он намерен приехать через полчаса.

Позавтракав, Петр предпочел спуститься в Салланш через Шэдде, таким образом рассчитывая укоротить хотя бы часть спуска: при столь густом тумане разумнее было проехать лишний километр по прямой дороге через долину, где туман вряд ли был таким плотным.

Как только он выехал из Пасси, туман опять стал настолько непроглядным, что ехать пришлось на второй скорости. Сквозь клочья серого месива фары высвечивали лишь белую разделяющую полосу и время от времени цветастые пятна дорожных знаков, которые предупреждали еще и о дорожном ремонте.

За ярко-желтыми зарослями кустов, которыми были обнесены обочины узкого, асфальтированного серпантина, показался поворот и за ним жилой островок из нескольких шале. Туман внезапно расступился. Глазам открылась ясная перспектива с видом на горные склоны. Под самый свод неба вздымался огромный, мрачный конус Черной головы. На крутом сине-черном склоне горы-исполина просматривался поясок виадука с ползущей по нему золотой цепочкой автомобилей. За развилкой, к которой сходилось три дороги, и за ручьем следовал крутой вираж, а еще метров через двести, напротив водопада, с шумом сбрасывающего талые воды с высоких скал, хорошо просматривался последний виток серпантина. Обочина дороги здесь круто обрывалась вниз, в покатые зеленые косогоры…

Но всех этих подробностей, которые позднее изучала дорожная жандармерия, пытаясь установить причину происшедшего, Петр Вертягин уже не помнил.

Серого цвета «БМВ» обнаружили около десяти утра, как только туман в районе Шэдде начал рассеиваться. Сильно помятый с боков, но с особенно сильными повреждениями в верхней части кузова, автомобиль был замечен местным фермером, который возвращался с базара. Застрявшая между стволами деревьев и буквально зависшая над дорогой, машина чудом удерживалась в полуподвешенном состоянии на краю утеса, стеной обрывавшегося вниз над очередной петлей спуска.

Водитель находился за рулем в бессознательном состоянии. С переломами ключицы, двух правых ребер, левого предплечья, пальцев на руках и с черепно-мозговой травмой, пострадавший был доставлен в коматозном состоянии в городскую больницу Салланша.

Перед тем как в конце лета переехать в реабилитационный санаторий близ Шамони, куда он был направлен из лечебного центра в Салланше, полтора месяца Петр провел в одноместной палате — в светлой комнате, скромный, но опрятный интерьер которой скрашивал телевизор и большое, полнеба вмещающее окно, обращенное к вечным снегам Монблана.

Доступ в палату первое время старались ограничивать. Но когда больному стало лучше, визитам не было конца. Петра навещали знакомые из Пасси, доктор Поль и его жена. Раз в три дня приезжал фермер Фаяр. Однажды визит нанес и шурин Фаяра, светлоглазый фермер из-под Кордона, который одарил дежуривших медсестер тремя килограммами майского меда, собранного у себя на пасеке, а своего больного — бутылкой сливового самогона, который одна из медсестер сразу упрятала в шкаф с его личными вещами.

В конце июня в Альпы вновь приезжал Серж Фон Ломов и с ним Густав Калленборн. Хлопотала вокруг больного и Мари Брэйзиер, но она появилась в Верхней Савойе уже позднее…