Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Я еще ничего вам не сказал, а вы уже ошарашены… Ну что тут такого, спрашивается? — Гварнерри поморщился.

— Вы меня уже ничем не сможете… ошарашить.

— Тогда всё в порядке… — Гварнерри умиротворенно вздохнул.

— Даже не верится… Тогда уж рассказали бы, как всё это организовано, весь это выбор… — добавила Мари. — Клубы особые существуют? Специальные справочники?

— Вот видите, вы никогда ничему не верите. Вам всё надо доказывать. Такое впечатление, что вас кто-то всю жизнь за нос водил… Ну что вы мне прикажете делать — предъявить вещественное доказательство? Есть и клубы. Есть и справочники…

— Нет, доказательств не нужно. Верю на слово, но не понимаю…

— Только, ради бога, не думайте, что я от вас жду чего-нибудь в этом роде… Вы не мой тип, Мари. Внесем ясность раз и навсегда. Так проще. Я дорожу нашей дружбой. Со мной такого еще не было, честное слово. И не сердитесь на меня за откровенность. Я говорю иногда обидные вещи. Но мне не хочется терять время на сюсюканья, понимаете?..

— Понимаю.

— Я знаю, что вас всё шокирует. А в вас меня знаете, что подкупает? Ваша способность… к самоотречению. — Гварнерри твердо закивал. — Вас не пугает неведомое. Ваша душа открыта для нового, а стало быть, вы способны к развитию, вы обладаете умом… — с печальным благодушием перечислял он. — И каким умом! Да нет, я серьезно. Я, например, не способен вот так всё принимать, за здорово живешь. Хоть вы меня режьте на куски…

В октябре Гварнерри попал в больницу с небольшой грыжей и был прооперирован. Навестив его пару раз, Мари обнаружила, что она была его единственным посетителем; кроме нее, бельгийца никто не навещал. При несметном количестве знакомых, которые постоянно вокруг него кружили, это казалось непонятным.

Ему предстояло провести на больничной кровати еще неделю, и Мари стала навещать его ежедневно. Она появлялась к шести часам, оставалась примерно до семи, иногда до восьми вечера, если Гварнерри, стараясь хоть чем-то скрасить ей «тяготы» этих визитов, заказывал ужин в палату на двоих. Регламент больницы позволял делать выбор блюд на заказ, больным даже раздавали специальное меню. Он не переставал давать Мари поручения: сходить на почту, бросить письма в почтовый ящик, купить газеты или очередные книги, которые поглощал с поражавшей ее быстротой, по нескольку за день. Как только она появлялась в палате, он тут же, с обидной настойчивостью, возмещал ей все расходы. А в один из последних визитов, к большому ее удивлению, Гварнерри попросил Мари принести Библию и вечером на следующий день уговорил ее почитать вслух кусочки из Ветхого Завета. В тот же вечер он попросил ее приходить реже.

— А то у меня начнется путаница в голове, — объяснил он. — С вами хорошо, приятно, всё легко и нереально. Но вы начинаете занимать много места в моей душе, Мари. И имя-то у вас какое, прости, господи! Вы понимаете?

— Нет, есть вещи, которые я никогда не пойму, — сказала она. — Поэтому мне всё равно, что они для вас значат… раз я их не понимаю.

По достоинству оценив произнесенный каламбур, Гварнерри ответил несчастной улыбкой и не сводил с нее благодарного взгляда.

— Потрясающая вы женщина! И этого не знаете. Но в этом вся загадка, теперь я понимаю. Вот и слава богу… — смирился с чем-то бельгиец и опять уставил взгляд в потолок. — А я — ничтожный человек. Вы это знаете. Поэтому и нянчитесь со мной. Разве не так?

— Нет, вы необычный человек, — сказала Мари, помедлив. — Просто запутались. Я к вам привязана, как…

— Как к больному?

— И как к больному тоже. Если так, какая мне разница, каковы вы в действительности.

— Это вы запутались… — В глазах Гварнерри появился упрек, что-то жалкое. — Но теперь идите. Спасибо, что пришли. Я, знаете, люблю наблюдать за тенью жалюзи… вон там на стене. Но в одиночестве.

Мари была уже в дверях, когда Гварнерри остановил ее:

— Кстати, я хотел вам еще кое-что сказать… Вы бы попробовали писать сами. У вас такой тип, такое отношение ко всему, столько субтильности… А потом, вы теперь умеете запросто сшить из кучи отходов книгу. Истинно, истинно говорю вам… — Он то ли подсмеивался, то ли говорил всерьез. — Ну зачем вам сдались эти детективы? Кто-то кому-то выпустил кишки, обогатился. Кто-то разъезжает ночами по большим дорогам. Пьют, курят, совокупляются. Разве это жизнь, а, Мари? Я ведь не писатель. Был когда-то. А теперь… Надо уметь сразу делать настоящий выбор, не дожидаясь поблажек от завтрашнего дня. За всё приходится расплачиваться. За всё на свете. Поэтому не теряйте времени…

Часть четвертая