Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Мари это и удивляло, и сбивало с толку. Но не больше, чем вид красивой незнакомки в черном костюме, которая сидела рядом с ней на диване, скрестив стройные ноги в кремовых чулках. Всё это время гостья молча рылась в кипе бумаг, что-то подчеркивала карандашом и время от времени награждала Мари сочувствующим взглядом, словно хотела дать понять, что болтовня, в которую всех втянул хозяин дома, ей тоже скорее в тягость.

— Ну, что ты молчишь? Ты-то что думаешь? — обратился Гварнерри к стройной гостье.

— Не годится. Твоя просьба невыполнима, Альфред, — ответила та. — Ты понимаешь, дело ведь не в моих претензиях…

— Ну и ладно, — перебил хозяин. — В гробу я их видал! За этой кликой старых филинов я бегать не буду. Так можешь и передать.

— Да ведь не в этом дело, Альфред… — невозмутимо произнесла та, привыкшая, видимо, и не к такому тону. — Ведь сюжет разваливается! В каждом жанре есть свои законы. И потом, этот доктор-собачник, который разводит бульдогов… Какой-то он уж слишком литературный. Убил так убил! Зачем рассусоливать?.. Ты понимаешь, что я хочу сказать.

— В пух и прах… В пух и прах… — Качая головой, Гварнерри почему-то смотрел на Мари, словно рассчитывал на ее поддержку. — Видите, Мари, что происходит? А ведь это мнение собратьев по перу. Что о других тогда говорить — можете себе представить… Одни хотят с начинкой, другие с острым соусом, третьи со сладкой подливой. А основная масса вообще обожралась, от всего носом воротит. Я вам сейчас покажу, Мари, одну вещь… — Гварнерри прошагал через комнату к шкафам с книгами.

Женщина в черном костюме, наклонившись к Мари, сообщнически шепнула ей:

— Он их пишет за неделю. А потом жалуется.

Мари постаралась ответить понимающей улыбкой, но лишь порозовела. Гварнерри подсунул ей в руки какой-то том в твердом переплете, просил полистать книгу и сказать, что она о ней думает.

Не понимая, что от нее требуется, Мари с покорностью принялась перелистывать страницы — книга была страниц в триста, — стараясь вчитываться в начало глав, но не видя текста, не понимая ни слова. Она не заметила, как все одновременно встали и, неожиданно для нее, собирались расходиться. Мари была уверена, что компания, как и она, приглашена на ужин. Ей казалось нелепым встать и уйти в обществе чужих людей. Но еще более нелепым казалось остаться наедине с бельгийцем после ухода всех.

Она поднялась с дивана и приблизилась к остальным, стоявшим перед выходом.

— Да вы-то куда? — остановил ее Гварнерри. — Останьтесь, Мари… Ну вот, господа… Где дверь — вы знаете… — с бесцеремонностью выпроваживал гостей Гварнерри; не прощаясь ни с кем, он взял Мари под локоть и повел обратно на балкон.

— Видали, компания?! Вы что-то растерянны… Садитесь-садитесь… Мы спустимся ужинать чуть позднее. А можем и здесь что-нибудь приготовить… — Он изучал ее новым взглядом.

— Зачем же приглашаете, если они вам так неприятны? — спросила Мари.

— Господи, Мари! Я ведь холостяк! — взмолился Гварнерри; Мари чувствовала, что ему нравится повторять ее имя. — Живу один. Не выхожу из этой конуры неделями… Списывать же нужно с кого-то. Эта, например, молоденькая самочка в черном, которая вам так понравилась, промышляет чтецом в одной знаменитой шарашкиной конторе. Вы не поверите, если я вам скажу, что она, например, укокошила своего первого мужа. Не верите мне?

Мари рассмеялась:

— Не знаю даже, чему верить.

— Верьте всему.

— Я стараюсь, но не получается.

— А тот, в велюровых штанишках… Ах, да что мы о них! Рад, что вы зашли. Вам не холодно?

— Нет. Какие изумительные стоят вечера! Я много хожу, домой возвращаться не хочется.

— Изумительный… Чудный… — опять передразнил бельгиец. — Вы как из другого века, ей-богу. Только не краснейте, очень вас прошу!.. Вы где, кстати, остановились?

— У родственницы… пустая квартира.

— Ага, а потом?

— Потом не знаю, — Мари вскинула вопросительный взгляд. — Я ведь на время… Да вы вроде знаете.

— Всё — на время, — отмахнулся Гварнерри. — Быка надо брать за рога, Мари. Завтра ничего не бывает. Вы что-нибудь постоянное не хотите снять?

— Снять квартиру? Нет, пока нет… Поживу до осени, а там будет видно.

— Хотите, помогу?

Безвольно улыбаясь, Мари отрицательно покачала головой.

— Могу, например, сдать вам свою квартирку… Да не эту! У меня другая есть. Три комнаты. Жилье что надо. Я поселил туда товарища-писателя. Но такой оболтус. Не платит. Всё равно придется выгонять. Я дорого не возьму.

— Не знаю… — повторила Мари. — Пока не к спеху. Спасибо за предложение.

— А с журналом что? Ну, с этим… Вы же рассказывали?

Переведя дух и наконец немного расслабившись, Мари стала быстро говорить о том, что всё складывается не так, как бы ей хотелось. Она пыталась свести разговор к шутке, но Гварнерри перебил ее:

— Мари, вы приятнейший человек. Но только какой-то сонный! Всё у вас не так, как бы хотелось. Но это же нормально.

Мари подняла на него взгляд, полный не то покорности, не то безволия, словно стараясь уместиться в тот образ себя самой, который ей навязывали, но тон Гварнерри ее больше не шокировал.