Звуки, которые нас окликают

На днях поздно вечером возвращаюсь домой на такси: тепло, тихо, усталость расслабляет и усыпляет, ещё пара остановок и можно упасть в постель. И тут получаю смс от своего студента — я веду у них оформительское дело — просит написать его долги по предмету. «Ты на полном серьёзе, вот точно, абсолютно честно хочешь быть таким умным?» — хотелось спросить его. Намекаю на поздний час, прошу написать в понедельник днём, когда у меня будет доступ к журналу. Про себя хмыкаю: лучше поздний порыв к знаниям, чем никогда. А он мне, сволочь: «А можно всё-таки сейчас?». «Ты серьёзно?» — тарабаню по клавишам гневно. Молчит.

Зачем же ты так делаешь, думаю, кто ж тебя попросит спустить матрас со второй полки после такого?

***

Разговор в полумраке храма:

— …иди исповедуйся.

— А что мне говорить? Я ни в чём не раскаиваюсь. Я всех люблю, никаких проблем у меня нет.

— Тогда попроси счастья в личной жизни.

— А у меня всё хорошо.

— Так будет ещё лучше! Успехов в работе попроси.

— Да у меня всё круто на работе.

— Так будет ещё лучше!

— Так совесть надо иметь вообще-то.

ВОКРУГ ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ

Я стою под куполом омского Успенского собора и смотрю во все глаза.

Я не знаю, как называется вот эта штука, и эта не знаю как, и эта

(не знаю, что это храмовый латунный подсвечник, красная — это лампада, а прямо передо мной — ковчег), но прекрасно представляю, как сложно было скульпторам и художникам сделать все эти вещи и сколько времени на это ушло.

И однозначно могу сказать, что всё, окружающее меня сейчас, красиво. Без предназначения и названия.

И чудесно поют.

В соборе сегодня мощи Матроны Московской.

Люди подходят к позолоченной коробочке. И я понимаю — вижу, что она важна. Её целуют и гладят, ей кланяются.

Я тоже подхожу и целую её. Не для себя, для мамы. Мама, увидев, что я поцеловала коробочку, будет думать, что у меня всё наладится.

А у меня внутри ничего особенного. На губах остался холод металла — лёгкое жжение (почему-то хочется назвать его серебряным). И всё волшебство в длительности этого ощущения.

Мама говорит с работником церкви. Я не знаю, как точно он называется. Скорее всего, батюшка. На его груди золотая полоска ткани. Он говорит приятным певучим голосом. (Такой приятной высоты — когда высокий мужской голос начинает терять высоту, становится весомее и тяжелее, но не спускается низко.)

После разговора с батюшкой мама немного плачет. Я понимаю — ей стало немного легче. Больше слёз — больше лёгкости.

Прежде чем поставить свечу в гнездо, я ее долго нюхаю. Люблю медовую сладость и липкость воска. Люблю думать о том, сколько рук касалось этого воска, когда он был прежде сотней других свечей.

Придя домой, я читаю про мощи. Слово не новое, но о нём никогда не думала. Что это вообще?

Оказывается, есть контора, которая уполномочена выдавать мощи.

В конторе есть человек, уполномоченный мощи расщеплять.

Есть человек, которому доверяют мощи привезти…

Вокруг мощей целая жизнь.

ЛОМАЙ МЕНЯ ПОЛНОСТЬЮ

Прочла в инстаграмме комментарий: «Привет, я Марина, изобретаю новые жанры». Я попросила у Марины подробностей и узнала, что новый жанр — это «роман в открытках».

— Я такого ещё не встречала. Вроде, — приписала она в конце сообщения.

Есть у Льва Рубинштейна такой проект — «Карточки» (текст у него был разбит на библиотечных карточках). Я узнала о нём недавно, а что узнала, то и передала без задней мысли в «свободные уши» — Марине. А та вдруг словно «погасла»:

— Спасибо, потом посмотрю…

И я почувствовала — почуяла — в ней что что-то сломалось.

(Ну и зачем я всё это вдруг, кто меня, как говорится, просил?..)

В сентябре, проезжая по главной улице города, я разглядывала обновляющиеся фасады: Омск готовился к Российско-казахстанскому форуму, подкрашивался, вдоль почти всех домов по улице стояли строительные леса, где-то менялось покрытие крыш.

И вот поднимаю голову (мой автобус встаёт на светофоре), а на краю одной крыши — парень на корточках. Солнце слева направо, ему прямо в лицо, ни на лесах, ни на крыше возле него ни души. Утро, юность, нега. Парень неожиданно ловит мой взгляд и машет мне, вроде бы даже улыбается (но это уже не точно).

Автобус трогается, и вдруг я сама начинаю улыбаться. Такое чувство радостной нереальности наполнило меня в тот момент, такое ощущение внезапного попадания в старый добрый фильм (в конкретный фильм, про Электроника), что, будь на том парне голубые лосины и колпак, я бы даже пропела «Бьют часы на старой башне, провожают день вчерашний» и вот это вот всё.

Дома я пересказала этот случай отцу. Он сказал, что парень с крыши, наверное, махал не мне. Но когда он увидел, что мой взгляд «погас», искренне извинился:

— Ты приняла на свой счёт, а я пытаюсь тебя разуверить, прости.