— Вам не приходило в голову, что не только вы интересуетесь нашими Сокровищами Прошлого? — он произнес эти слова как бы с большой буквы, словно чувствовал здесь дух Ромы и поддразнивал его.
— Отнюдь нет. Я знаю, многие интересуются ими.
— Но не Стейси. Вам известно, что поначалу мой отец пытался воспрепятствовать этим работам?
— И что же ему помешало?
— Его переубедили. Итак, во имя культуры… филистеры отступили.
— Какая удача для потомков, что его переубедили.
Его глаза сверкнули.
— Триумф знания над невежеством, — сказал он.
— Именно так.
Я обдумывала, как бы пройти к двери. Он не так уж и мешал, но и не сходил с места, и мне пришлось бы обходить его. В общем, я колебалась, не желая выдавать своего намерения удрать.
— Так что же вас привело сюда? — спросил он.
— Скорее всего, любопытство.
— А вы любопытны, миссис Верлен?
— Как и большинство людей, полагаю.
— Я часто думаю, — продолжал он, — что любопытство обычно безвредно. В конечном счете, это даже достоинство — проявлять интерес к делам других. Вы согласны со мной?
— Излишне развитое достоинство может превратиться в порок.
— Не сомневаюсь, что вы правы. А знаете, что в этом домике жила та самая женщина-археолог, которая пропала?
— Вот как! Что же с ней произошло?
— Я не сторонник версии, что какой-то древнеримский бог разъярился и стер ее с лица земли. А вы? — Он сделал шаг ко мне. — Вы напоминаете мне эту женщину.
Он пристально смотрел на меня, и в какую-то минуту я подумала: он знает. Он знает, почему я здесь. Обнаружить, что я сестра Ромы, совсем не трудно. Жена Пьетро Верлена… Это ведь даже могли упоминать в печати. Может быть, он знает, что я приехала сюда выяснить, что скрывается за исчезновением Ромы. Может быть…
Дикие мысли могут прийти в голову, когда находишься в заброшенном доме наедине с человеком, убившим своего брата…
Я произнесла слабым голосом:
— Я… напоминаю… ее?
— Внешне вы, конечно, не похожи. Она-то не была красивой. — Я покраснела. — Я никоим образом не имел в виду… — Он поднял руки, изображая смущение, и заявил, что я поспешила с выводами, считая, будто таким образом он сделал комплимент моей внешности. Как он любил унизить! — У нее был такой сосредоточенный вид. Вид человека, уверенного в своей правоте.
— Понимаю. А что, у меня такой же вид?
— Я этого не сказал, миссис Верлен. Я сказал только, что вы напоминаете мне ту несчастную леди.
— Вы хорошо ее знали?
— Ее самоуглубленность была столь очевидной. Не обязательно быть близко знакомым, чтобы заметить это.
Я спросила, затаив дыхание:
— Что же с ней случилось?
— Вас интересует мое мнение?
— Но вы же не можете предложить ничего лучшего.
— А почему вы думаете, что я должен предлагать что-то лучшее?
— Вы же виделись с ней и знали ее. Может, у вас сложилось какое-то представление о том, какой она была…
— Или есть, — сказал он. — Совершенно необязательно говорить о ней в прошедшем времени. Мы не можем быть уверены в ее смерти. Я лично склонен думать, что она уехала по какому-то проекту. Но это тайна. Может, навсегда останется тайной. В мире существует множество неразгаданных тайн, миссис Верлен. А эта… что ж, возможно, она служит предупреждением, чтобы прошлое оставили в покое.
— Которое любой археолог, я уверена, не воспримет всерьез.
— Судя по тону, вы тоже этого не принимаете. Значит, считаете, что допустимо копаться в прошлом?
— Но ведь вы не можете отрицать, что археологи делают важное дело!
Он улыбнулся мне своей слегка сумасшедшей улыбкой, которую я начинала уже ненавидеть.
— Значит, вы не согласны, — сказала я возмущенно.
— Я так не сказал. Я и не думал об археологах. Вы одержимы этой женщиной. Я спросил только, считаете ли вы допустимым влезать в прошлое? Предки есть у каждого из нас. Они не являются собственностью этих гробокопателей.
— Наши собственные предки — да, они никого, кроме нас, не касаются. Обнародовать можно только историческое прошлое.
— Очень тонкое различие! Но кто же составляет историческое прошлое, как не конкретные люди? Я говорил резко, что мне обычно не свойственно, и предполагал, что вы, как и я, предпочтете забыть прошлое. А вы находите меня неделикатным… Мне не следовало этого говорить. Среди воспитанных людей так не говорят. Надо было начать так: “Какой сегодня прекрасный день, миссис Верлен! Ветер не такой холодный, как вчера”. Потом мы обсудили бы погоду за последние несколько недель и расстались бы, очень довольные друг другом, но думая, что могли бы и вовсе никакого разговора не заводить. Значит, вы против прямоты и искренности?
— Вы делаете скоропалительные выводы. Что же касается прямоты и искренности, то я считаю, что те, кто кичится своей искренностью, обычно относят ее только к себе. Для других у них есть иное слово — грубость.
Он рассмеялся, и в его глазах зажглись крохотные огоньки.
— Я докажу, что ко мне это не относится. Просто буду говорить о себе. Что вы слышали обо мне, миссис Верлен? Знаю, вам рассказали, что я убил своего брата, не так ли?
— Мне сказали, что это несчастный случай.
— Так всегда говорят дипломатическим языком, когда хотят скрыть правду.