Читаем 151 стихотворение полностью

Пьяные женщины с нежностью смотрят друг другу в глаза. Сдвинув колени осторожно и вдумчиво давят на слёзные железы. Из-под бровей вылетают бесшумно железные лебеди. Дикие пчёлы застыли в полёте, и мёдом сочится в подолы ночная роса. Мёд молоко и бензин разливаются вширь, опрокинув пустые канистры.

Пьяные женщины (нимфы, гортензии, кариатиды, столешницы, астры) ловят затылком спасательный круг ежедневных привычек — белых мышей выпуская из тяжёлых свинцовых кавычек. Белых мышей и гадюк и медянок и ящериц тусклых собирая в крахмальный нагрудник. Резко закинув лицо, прикрепив к волосам жернова и колёса, пьяные женщины входят обнявшись в чужой виноградник. Вслед им глядят с интересом профили хищных птенцов, лисенята и лисы.

Пьяные женщины входят и рвут и сосут и в трясучке терзают ногтями, с воплем утробным впиваются в свежие раны, катятся плотным горячим клубком разбивая преграды и стены, падая с кручи и путаясь в тёрне, осоке и мерзостно пахнущей тине. Бросив одежды и гребни и гривны нашейные и притиранья. Бросив одежды и гребни свои диким псам на съеденье, в мутном восторге, с глубоким и трепетным чувством исполненного боевого задания.

Сытые злые нагие, гигантские ноздри раздув как коралловые паруса, пьяные женщины молча рыдают в пустой треугольник любви, честной собственности и высшего образования, медленно курят и с нежностью смотрят друг другу в глаза.


2-7.08.90

с летающего блюдца…


с летающего блюдца

летающие соли

слетели чтобы слиться

с летающей водой


и старенький седой

придурковатый хлопец

протягивая хлебец

увидел под собой

увидел отразился

понюхал и смутился

наелся и напился

напился перепился

упился усомнился

рассупонился


и снова выпил ой


и вылетел из крокуса

из фокуса из покуса

без пропуска без спроса


красивый


молодой


5.11.93

Считалка


Другие могут резать или бить

А мне опять водить когда порежут

Когда по роже съездят в Запорожье

придется в Щелково задами уходить


Другие мучаются

Быть или не быть

Им хорошо а тут не до мучений

Тут только бы изысканный букет

простых мычаний

собрать и поднести и приколоть на грудь


Поправшему своею смертью смерть

мою твою моя-твоя-не-понимает


Другие могут

Но других не существует

Лишь ты да я

да вышел зайчик погулять


7.11.93

Мужчина пьян и на коленях…


Мужчина пьян

и на коленях

сжимает трубку телефона

В прихожей тесно от ботинок

и обрывающихся шуб

Он пьян и слаб

и не обязан

быть дружелюбным и парящим

Он на полу у телефона

сжимает трубку и хрипит


Она читает по-английски

Она мороженное лижет

Она его почти не слышит

К а к и е н о г и у н е ё


Его пиджак висит на люстре

над Алозанскою долиной

и рюмка тонет в маринаде


Она не может завтра в три

в четыре в восемь на рассвете

она не может слышишь хватит

Она уже почти разделась

почти лежит

Какая прядь

пересекает подлокотник

и можжевельник Алатау

морские водоросли

весла

и землянику на скале

он вспоминает все сначала

ночует в облаке и в клубе

и эхо волчьих заклинаний

закручивает провод в жгут


К столу горячее несут


Великосветское запястье

Её Величества Челесты

роняет будущность и вечность

на телефонный аппарат


Мужчина врет как прокуратор

хрипит и греется как ротор

и снова набирает номер

и плавит трубку в кулаке


гудки гудки

Она не слышит

она рисует на обложке

она молчит

она не хочет

она


Она сейчас придет

жёны-мироносицы


Мы станем добродетельны

Мы станем тихонравны

Мы станем безусловно

родительны и дательны

Смирительно-Ивановны

Улыбчиво-Петровны


Не то чтобы творительны

но в общем-то предложны

Простительно-Борисовны

и Глебовно прилежны


Мы принесём вам смоквы

физалис или лютик

А вы нас всех пошлёте

на три большие буквы


16.10.93

он соки гнал из пианино…


он соки гнал из пианино

из пьяной вишни и шинели

на этом образном примере

мы моментально оживали

и все биндюжники вставали

и подставляли две канистры


когда мы ели в прейскуранте

вдруг выпадала третья цифра

и сфинкс выглядывал из кофра

и клянчил пива Христа ради


когда мы были в продотряде стройотряде

на нас глазела вся деревня

мы шли так медленно и ровно

как будто облаков сырые брёвна

не разъезжались под ногами

а каменели

будто бы нагими

мы самоутверждались и сгорали

будто бы деревья


4.11.93

помнишь Ванюша…


помнишь Ванюша как ползали нежные

светлые вши по ночной усыхающей

в тряпочку тверди

помер к утру от укусов звезды

иностранную жвачку и марки любивший

младой дезертир-альбинос


дочка стекольщика врать здоровА

выйдя из партии выйдя из паперти

влух утверждала что ей посвятили романс

двое клиентов папаши ее аккурат перед тем

как ему самому засветили по морде


помнишь Ванюша как дочку стекольщика

нежные светлые ползали вслух

вши иностранные выйдя из партии

врать здоровЫ от укусов ночных


помнишь Ванюш дезертир усыхающий

ночью на паперти — марки, романс

двое клиентов ему в альбинос

в тряпочку в жвачку а сам усыхающий


помнишь как помер ну вспомни Ванюша

в твердь засветив иностранной звездой

утром по морде любил и папашу

сам ты папаша ну вспомни холуй


вспомнил? ну ладно давай собираться

дочку — стекольщику

мордой в звезду

в тряпочку марки а вшей иностранцам

ну посвети мне папаша не видишь

клиента веду


12-13.03.91

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия