Читаем 151 стихотворение полностью

У меня зелёный палец…


У меня зелёный палец

Я не знаю как мне быть

Может быть зелёный палец

Это признак красоты?


Или это признак счастья

и гражданской тишины?

Или это признак ПРИЗНАК

старой бабушки моей

Признак коммунизма?


Может быть своей рукой

я немного не владею?

Может я совсем позеленею

через год-другой?


Нет конечно, что с тобой?


Может быть зелёный палец

это просто кипарис

или змей какой поганый

ядовито шевелясь

обнимает мир как скатерть

обнимает стол дубовый

может палец мой фиговый

это полюс или флюс

или очевидный плюс?


Может быть зелёный палец

это есть душа вещей

может быть в тарелке щей

или там в Палаццо дожей

есть зелёный палец тоже

может быть он есть на страже

дерзновенья и труда?


Я люблю его конечно

Я кормлю его целую

только очень беспокоюсь

он такой зелёный — что же

это навсегда?


22.10.93

Из цикла «Сны на пустой желудок»


Я лежу в пижаме

посредине ночи

а на самом деле

по полю бегу


В красном красном поле

посерёдке площадь

красная такая

с ГУМом и Кремлём


Я бегу по полю

шпарю по-английски

с тётей Катей Олмстэд

шарики ловлю


Бледные такие

но летать летают

Отпущу — поймаю

снова отпущу


Тётя Катя Олмстэд

в красном-красном платье

Дует сильный ветер

Шарики летят


Мы бежим и дружим

Дует сильный ветер

Мой любимый сзади

с пиджачком в руках


Я кричу — любимый!

Ветер! Он услышал

Он бежит за мною

Он бежит бежит


Декабрь 1993

Если я заржавею…


Если я заржавею

к врачам обращаться не стану

Обращусь я в Металлоремонт

или может быть сразу в Утиль

А потом обращусь я в болванку

в уключину в скважину в дрель

А потом в придорожную красную пыль

А потом уж потом в лебединую белую стаю


Декабрь 1993

живущие в домике на берегу океана...


живущие в домике на берегу океана

живущие в океане в домашнем кругу

с горизонтом в обнимку

живущие наизнанку

в горизонтальном дыму

поднимающем шторм словно штору

над красной водой

бородой окунаясь в шуршащий

обман как в солонку

живущие мягко мобильно

молитвенно мягко склоняясь к траве

подстригая питая молитвенно мягко

ремни ослабляя болея

любя выжигая ремнем вышивая

срастаясь с травой

головой обнимаясь с травой

принимающей форму тройной запятой

приливающей и отливающей будто живая


7.5.91

(Лос-Анджелес — Сан-Франциско)

Другие могут спать а я все думаю..


Другие могут спать а я все думаю

до тела своего дотрагиваясь голого

А ну как мне моча ударит в голову

И стиснет голову как будто диадемою


И в этой диадеме в Домодедово

погонит или скажем в планетарий

И буду я орать средь звезд как пролетарий

и бить копытом как исчадье адово


А два молоденьких врача

припрут и спросят

Где твоя моча?

Придется показывать им диадему


2.11.93

Беседы искусствоведов


Тождественность начала и конца

преображает точку перегиба

и наизнанку выворачивает губы

чтоб легче было воду пить с лица


И сросшееся сердце Сына и Отца

охватывает первобытный ужас

и всё земное замирает инстинктивно тужась

когда сползает курица с яйца


Когда стреляя в цель получишь пулю в лоб

о недостигнутой что сокрушаться цели

Не лучше ль на живой кататься карусели

и гоп-ца-ца намазывать на хлеб


Ведь мы с тобой не помним ничего

поскольку мы с тобой с утра глухонемые

Ты отвернёшься что-то вынимая

Я что-то спрячу. Что там? Ничего


У нас игра — ты смотришь мне в желток

Я ножницами режу амальгаму

запарывая на фиг всю мифологему

и молча раздувая щёки просто так


И просто так сирень сгущается в садах

и в плен и в плаванье торопятся утёсы и пигмеи

И лишь кондуктор не спешит поскольку понимает

что с девушкою яаааааа прощаюсьнавсегда


30.08.93

Яйцо такое круглое снаружи…


Яйцо такое круглое снаружи

Яйцо такое круглое внутри


Яйцо такое зимнее снаружи

Яйцо такое летнее внутри


Яйцо такое первое снаружи

И в нем такая курица внутри


И три его косые вертикали

как три подкладки в старом ридикюле

как три нимфетки у фонтана Сан-Микеле

как кегли

нынче здесь а завтра

снова здесь


Дусь, а Дусь

Отцепись


Сказано не в свои сани не садись

Из чужого яйца не выкатывайся


Яйцо как саркофаг или копилка

прекрасное как абсолютный танк


Яйцо такое в клеточку как белка

и в нем такой космический инстинкт


Яйцо такое умное снаружи

Яйцо такое нежное внутри


Яйцо такое битое снаружи

и пенополиуретановое внутри


Яйцо такое пасмурное в профиль

все думает до самого утра


Яйцо такое кашляет спросонок

в потемках бродит и на курицу ворчит


Яйцо такое кооперативное наощупь

все чем-то шуршит и подсчитывает


Яйцо не раз товарищей спасало

Яйцо мужало крепло и стреляло

будило нас на утренней заре


и так ужасно надоело

что я его подумала и съела

и вот теперь опять не понимаю

снаружи я или внутри


В натуре я в эфире в фонаре

или в метро

у Курского вокзала


1987

Загустевает влага…


загустевает влага, облако немеет

и обнимает черную трубу

трубе не спится, грубый крик трамвая

ей подпевает

под мостом темно

и хлюпает вода как заводная

как расписные бабочки лесные

летят посвистывают

мокнут на асфальте

авоськи, девочки, конфетные обертки

как будто утро или вечер с ночью

гуляют нежные по лужам для забавы

для осени, для новой теплой куртки

как будто это ничего не значит

как будто просто так для чистой правды

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия