18

Мы все возбуждаемся. Раз-два-три, раз-два-три – этот волшебный ритм на время вытесняет из головы все мысли. Что стоит текст, если для него нет мелодии. Я думаю о том, что литературу, пожалуй, нельзя назвать совершенным искусством. Я бы хотел, чтобы во время чтения наяву или в сознании всегда звучала музыка. Вроде той, что я слышу сам, когда пишу. Я бы изобрел новые книги, сделал так, чтобы долгие, тоскливые или светлые звуки текли со страницы на страницу, следуя за сюжетом, вплетаясь между строк.

Теперь у нас есть песня. Я пробую ее текст, пытаясь втиснуть туда нашего кандидата. Его имя не ложится в размер, но это меня не очень смущает. С чего начинается Родина? С осенних ненастных дождей, и с запаха сена душистого, что ветер приносит с полей.

– Текст нужен завтра, – говорит Алла. Она спешит, спешит жить и успеть, пока молодая кровь течет в ее жилах.

Я закрываю глаза, и перед внутренним взором возникают неясные образы одиноких саманных домиков в пустой и бескрайней, как летнее небо, степи. Их огоньки видны далеко окрест. Я вглядываюсь в них из окна ночного поезда, запоминая свет безымянных окон, за которыми живут неизвестные мне люди. Я вынужден все запоминать, поэтому у меня так много прошлого, поэтому оно иногда причиняет мне такую боль.

– Я думаю, что текст нужно оставить почти без изменений, – говорю я, – немного подкорректировать, чтобы упоминалось имя кандидата. Исполнение также должно быть в прежней манере. Все будет очень серьезно и проникновенно.

Пиарщик, не дожидаясь приглашения и повода, сам опрокидывает еще одну рюмку коньяка. Мы пьем вразнобой, молча, закусывая остывающей пиццей. Алла рассеянно кружит пальцем по скользкому краю стекла.

– Давайте так, зайцы, – чуть изменившимся голосом говорит она. – Скажите, что появилось в голове после нашего разговора. Какие слоганы приходят на ум. Начнем по часовой стрелке. Тимур?

– Мы верим тем, кто верен себе, – неуверенно говорит пиарщик. – Кандидат никогда не изменял своим принципам, он надежный человек, он не отказывается от своих слов и будет идти до конца.

– Ясно. Дальше.

Безымянная журналистка в блузке без лифчика, кажется, впервые подает голос за сегодняшний вечер. Я почти забыл о ее присутствии.

– Вернем богатства земли русской русскому народу! Это по поводу ренты, – поясняет она.

– Это смешно, – говорит пиарщик, – на воре и шапка горит.

Я смело смотрю на мягкие окружности под тонкой тканью. Соски журналистки словно растаяли от духоты и совсем не выделяются на поверхности одежды.

– По поводу ренты мы еще поговорим отдельно, – сообщает Алла. Она кивает мне. Я опускаю глаза, перестав пялиться на молодую грудь.

– Слов уже достаточно, – говорю я, – дело за кандидатом. Давайте напишем это на автобусах, и пусть они расползутся, как больные заразные крысы.

Я чувствую, что уже порядочно пьян, как и все остальные, впрочем. Безумное видение, одно из многих, посещает меня. Сейчас Алла предложит устроить оргию прямо на круглом столе. Это будет настоящий мозговой штурм. Мы трахнем друг другу мозги и будем сладострастно извиваться и дергаться в остатках пиццы, пачкая спермой бумаги с неудачными слоганами. А наш кандидат будет бастардом, внебрачным недоноском, появившимся на свет в результате жаркого слияния двенадцати мозговых полушарий.

Моя больная фантазия захватывает меня. Я смущаюсь, глядя на женщин за нашим столом. Пожалуй, мне лучше выйти и искупляюще кончить в чистый унитаз в конце коридора.

– За словом – дело, за делом – результат! – Федя прерывает ход моих мыслей. Анечка исподтишка одобряюще гладит его пальцы.

Алле, похоже, тоже нравится последнее предложение. Она что-то размашисто пишет в своем органайзере из искусственной человеческой кожи.

– Как чумных крыс, – бормочу я, – выпустим их на волю. Они будут проникать прямо через канализацию, кусая за жопы доверчивых избирателей.

– У тебя есть предложения? – Алла обращается к Анечке, так внимательно вглядываясь в ее внешность отличницы, словно видит ее впервые.

– Не валяй дурака, голосуй за земляка! – выпаливает Анечка. Она превзошла саму себя, эта доверчивая сучка, связавшаяся со Змеем-Горынычем, который повсюду ищет невинных и одиноких.

– Мне нравится, – говорю я. – Нужно будет распространить частушки, вроде этой. Минуя официальные каналы, прессу и прочее. Давайте сочинять похабные анекдоты, сотворим предвыборный агитационный фольклор, пусть люди думают, что они сами вершат свою историю и судьбу.

Время движется к полуночи, земля вращается на ладонях у Господа, и у меня от этого кружится голова.

– Нужно заканчивать, – говорит пиарщик, – утро вечера мудренее, вы же не собираетесь провести здесь всю ночь?

Я был бы не против. В пустой квартире меня снова будет мучить бессонница, и даже ласковые кошки ничем не помогут мне.

– Да, – говорит Алла. – На этом все. Точнее, все только начинается. Завтра разрабатываем примерный план проведения благотворительной акции. Адреса, финансирование, информационная поддержка, специальная рекламная продукция вроде ручек, маек и зажигалок. И прочее.