18

– В моей жизни тоже столько всего, – говорю я, – мы сейчас делаем доброе имя одному человеку из бизнеса. И по ночам я тоже не сплю, совсем как ты. Я слушаю музыку и пялюсь в потолок.

Легкое дуновение шевелит комья пыли на полу. Крис следит за ними, закусив одну из огненно-осенних прядей.

– Знаешь, что я думаю, – говорит она, – жизнь ведь не может бесконечно разворачиваться перед нами, выставляя все новые и новые возможности?

– Нет, – говорю я, – когда-нибудь все закончится. Мне кажется, все уже начинает заканчиваться.

– Сколько лет ты проживешь? – неожиданно спрашивает Крис, – ты представляешь себя в старости?

Я качаю головой.

– Я не доживу до старости, – говорю я, – раньше думал, что доживу, а теперь сомневаюсь. Со мной что-то творится, иногда я вижу себя со стороны и ужасаюсь. Молчаливый, тихий, застывающий… Вся жизнь ушла куда-то глубоко, глубоко… Мне нужно, чтобы кто-то реанимировал меня, вернул к жизни, заставил верить в себя, в свое будущее, верить в то, что есть люди, которым я нужен и которые нужны мне.

Кристина садится рядом и гладит меня по голове. Я чувствую, как пахнет ее кожа, я бы хотел оставить этот запах с собой навсегда.

– Разве это возможно? – спрашивает она, – ты же сам говоришь, что все уже начинает заканчиваться. Уже нет времени для новых людей.

– Ага, – говорю я. Это все, что я могу сказать.

– Давай потанцуем, – Крис берет меня за руку и тянет за собой, – пойдем, я хочу обнять тебя, чтобы мы бормотали друг другу в уши о том, что с нами все будет хорошо.

Это неплохая мысль. Я иду за ней в спальню – комнату с зеркалом на полстены и кактусами на пыльном подоконнике. Крис включает музыку, и мы начинаем танцевать под Rolling Stones.

Я смотрю на наше отражение, на танцующую пару, на наши лица, обращенные в разные стороны, в прошлое и в будущее одновременно. В общем, в никуда.

– Тебе понравился кокаин? – спрашиваю я.

– Да, – говорит она, – как будто ты смотришь фильм, и ты в нем главный герой. Но ведь все это не так, правда?

– Конечно, все совсем не так.

Ее кожа совсем близко, я вдыхаю ее морской запах и невольно сильнее сжимаю в руках узкую спину Крис. Двуликая пара медленно переступает ногами в зеркале, двигаясь по кругу, словно и не совсем танцуя, а только делая вид.

– Сейчас лето, а мне бы хотелось, чтобы сейчас был май, – говорит Кристина, чувствуя жар, исходящий от наших тел, – чтобы был май и много меднодуховой музыки в городском парке.

– Там сейчас нет такой музыки, – отвечаю я, – там все больше поют караоке.

Мы молчим некоторое время, слушая Rolling Stones и думая каждый о своем. Я вспоминаю давнишние гуляния в парке, полупустые кафе, дурашливый звонкий смех в темноте и девушек, приседающих и писающих тут же у парковых дорожек ядовитыми кошачьими струями.

Песня заканчивается, и мы останавливаемся. Я не выпускаю ее спины из своих рук, и она еще жарче обнимает меня за шею. Кристина тянет меня к кровати у стены, я опрокидываюсь навзничь, и она опускается сверху. Я целую ее в губы, кажется, впервые за все время нашего знакомства.

Руки и ноги Крис покрыты тонкими золотистыми волосками. Когда-то я выдумал себе идею «естественных, природных женщин» и долго носился с ней, оберегая право на существование волосатых ног и промежностей, пахнущих свежим потом подмышек.

– Ты такая… настоящая, – говорю я тихо. Кристина целует меня в ответ, не понимая, что я хочу сказать.

– Ты такой нежный, – говорит она, – почему ты такой нежный?

Я не отвечаю Крис, я снимаю с нее короткую майку и шорты, она замирает под моими прикосновениями, едва прикрывая глаза. Меня захлестывает волна уже позабытого наслаждения. Я не могу сдерживаться, сильно целуя ее пахнущую грибами выпуклость через белые трусы.

Крис ворошит мои волосы и помогает мне раздеться. Я гляжу на нее и дважды моргаю, точно фотографирую ее тело. И в моих глазах, как на светочувствительном слое фотопленки, навсегда останутся черные и белые зерна, складывающиеся в картину однажды бывшего дня.

Но тут что-то происходит. Я даже не знаю, что. Она кладет горячую ладонь на мой член, но он будто спит и не хочет просыпаться. Я целую ее соленую грудь, ласково глажу осенние волосы, но это совсем не помогает.

Но Крис еще ничего не понимает и не чувствует. Она упорствует, снова сжимает мой мягкий член, целует меня в живот, прижимается узкими бедрами к моим чреслам. Желание секса совсем исчезает.

Я приподнимаюсь на локтях, глядя на чужую женщину с красными волосами. Но взгляд скользит по линиям ее тела куда-то мимо, в сторону окна и желтой линялой занавески. Я думаю совсем о другом, даже не пытаясь сосредоточиться на безжизненном комке между ног.

Вместо этого я вспоминаю, что видел точно такие же занавески в музее блох в институте исследования чумы. И в этом музее среди заспиртованных экземпляров были и живые блохи на живых животных. Хомячки и крысы были заперты в глухих стеклянных посудинах или узких стальных клетках. Заперты вместе с блохами. Насекомые ползали по стенкам, мелькали в болезненно редкой шерсти, и в маленьких глазах грызунов застыли тоска и ужас.