18

Крадучись, я подхожу наконец к ванной. Дверь приоткрыта, на три четверти. Голые белые тела мельтешат за ней. Тамара по-прежнему раком на краю ванны. Гвоздь пристроился сзади и мостит свой член в ее сухой расщелине. Зато голова у Тамары мокрая. Аж струйки с волос стекают.

И тут я понимаю, в чем дело, когда Руслан и Вадик хватают ее за шею и окунают в колышущуюся массу воды. Как только они так делают, ее зад бьется в конвульсиях и ноги сучат по скользкому полу. Они ее просто медленно топят, вот и все. Топят и трахают одновременно. Смертельный риск. Запретное удовольствие. И это, кажется, бесплатно. Никто за этот трюк с ванной не платил.

Руки мои напрягаются, и весь я будто вытягиваюсь, расту. Слишком много есть в каждом из нас неизвестных, играющих сил.

Вадик, не выпуская из рук волосы проститутки, вдруг замечает, что я наблюдаю за ними. Он теперь совсем не конфовый, наш Вадик. Я поднимаю руку с пистолетом и целюсь ему прямо в голову.

Лупоглазое чувство вины на мгновение появляется на его лице. Я нажимаю курок.

И тут все заканчивается. Весь этот трах, пытки и прочая мерзость. Они все вдруг остановились, точно я властно приказал им, а они послушались.

То есть, я промазал, конечно. Фаянс умывальника взорвался белыми брызгами – и все, но они все равно остановились.

– Господи, – громко говорит Вадик.

Я стреляю еще раз. Вместо глаза у Вадика вдруг появляется красный пузырь. Ужасная сила швыряет его о стену, как дохлую мышь. Он валится на пол, сшибая рукой рулон туалетной бумаги.

– Нет, сука, нет! – кричит мне Руслан. Он отпускает голову Тамары и зачем-то садится на корточки. Гвоздь растерянно смотрит на меня, теряя рассудок и эрекцию.

Я беру пистолет двумя руками и уверенно навожу ствол на сидящего на полу. Стреляю и снова промахиваюсь. Сколько там патронов, семь или девять?

Темная кровь расползается по кафелю, в жизни не видел столько крови. Вода продолжает кипеть и бесноваться в ванне. Тамара пытается встать, даже она, похоже, ошалела от того, что я начал палить. Ну-ка, что я еще я сейчас вытворю?

Крепко сжимая пистолет, я упрямо стреляю в Руслана. Он сидит неподвижно, как петух, которому к доске причертили клюв. Простая мишень, и моя пуля наконец-то входит в него, разрывая грудь, выпуская ненужный воздух из легких.

– И-и-и-и-и, – говорит Руслан. Пачка сигарет в нагрудном кармане рассыпается мелким табачным конфетти. Сдохни, мразь! Сдохните все вы.

– Не н-а-а-а-до! – кричит Гвоздь. Брови его сходятся в дельту, и рот проваливается в бездонный ужас. И Тамара все поняла наконец-то. Она лезет в ванну и закрывает голову скрюченными пальцами. Руки у меня слабеют. Надо заканчивать со всем этим поскорее. Кто бы забрал меня сейчас отсюда? Пришел и сказал: пойдем домой? Я бы ни секунды не сомневался.

А крови на полу все больше, и уже непонятно, чья она. Сколько же в людях помещается крови…

Меня начинает тошнить от страха и отвращения. Правильно ли я сейчас все делаю? Хоть бы раз быть уверенным в том, правильно ли ты все делаешь.

– Не на-а-а-а-до! – кричит Гвоздь, он ни на секунду не перестает кричать, пока я стою и пытаюсь совладать с подкатывающей рвотой.

А потом я стреляю в него. И еще раз. И еще.

Сдохни, мразь, мысленно говорю я ему. Сдохни со своим героином, со своим сморщенным членом, со своим вонючим ртом и гнилым кишечным нутром.

И он сдыхает, конечно же. Два засевших кусочка свинца тянут его все ниже и ниже, на самое дно. Руки у него дергаются еще какое-то время, разгоняя липкую красноту на полу, а потом все успокаивается.

Только Тамара по-прежнему сидит в ванне, закрывшись руками и тихонько подвывая. Я так ее и не трахнул, кстати.

Я выхожу в коридор. Меня всего трясет, и даже зубы стучат. Последний закат за окном уже сочетал и соткал свои пятна. Теперь там темнота, ветер и бесконечное количество неосуществившихся возможностей. Несть им числа. Мне уже давно не 18. А все такое ощущение, как будто я только-только начал. Такое ощущение, будто вот-вот закончу, вот-вот.

Я думаю, что сейчас было бы неплохо закурить. Просто закурить сигарету, белую палочку с сухим дофаминовым счастьем. В квартире пахнет кровью и внутренностями. Вот уж не знал, что они так пахнут. Так… навязчиво и густо.

Я больше не хочу заходить в эту страшную ванную, но ноги несут меня обратно. Мертвые люди распластались на полу. Мертвые никогда не лежат так, как живые, достаточно один раз взглянуть, чтобы понять это. Только Тамара скрючившись сидит под струей воды, бьющей ей в костлявую спину. Ребра торчат, как стиральная доска, волосы повисли черными водорослями.

Она поднимает голову и очумело взглядывает мне прямо в глаза. Я смотрю на нее сверху вниз, пистолет по-прежнему у меня в правой руке. На лице ее написана полная бессмыслица.

– Тихо, – говорю я ей, – тихо, тихо…

На этот раз я тщательно целюсь в голову…

Потом я все-таки закрываю этот чертов кран, и в квартире становится совсем тихо. Я долго не могу отвести взгляд от плавающих в воде кровавых лоскутов кожи со слипшимися волосами. Как будто не я, а кто-то другой смотрит моими глазами и никак не может наглядеться.