– Вы вознамерились обмануть меня, – сказал он. – Глупая мысль. Выпрямитесь. Смотрите мне в глаза. – Помедлив, он проговорил уже более мягким тоном: – Вы поправляетесь. С точки зрения интеллекта вы сделали шаг вперед, однако эмоционально остались в прежнем состоянии. Скажите мне – только помните, никакой лжи: вы знаете, что я всегда замечаю ее! – скажите мне, каковы ваши подлинные чувства в отношении Большого Брата?
– Я его ненавижу.
– Вы его ненавидите. Хорошо. Значит, настало для вас время сделать последний шаг. Вы должны любить Большого Брата. Повиноваться ему недостаточно: вы должны любить его.
Он отпустил Уинстона, несильно подтолкнув его в сторону тюремщиков.
– В комнату сто один, – приказал он.
Глава 5
На каждой стадии своего заключения он знал (или ему казалось, что знал), где находится в этом огромном, лишенном окон здании. Возможно, сказывалась небольшая разница в атмосферном давлении. Камеры, в которых тюремщики избивали его, находились ниже поверхности земли. Комната, в которой его допрашивал О’Брайен, располагалась высоко: наверное, почти под крышей. Камера, в которую его привели, находилась ниже всех прочих, наверное, на последнем подземном этаже. Она оказалась просторнее большинства тех камер, в которых он побывал. Впрочем, Уинстон едва ли смотрел по сторонам. Все его внимание было сосредоточено на находившихся перед ним маленьких столиках, застеленных зеленой бязью. Один из них был прямо перед ним, в паре метров; другой стоял подальше, возле двери. Его привязали к креслу, причем так жестко, что он не мог шевельнуть ничем, даже головой: какая-то подкова плотно охватывала его голову сзади, заставляя смотреть прямо перед собой.
Он остался в одиночестве на какое-то мгновенье, потом дверь отворилась, вошел О’Брайен.
– Однажды, – проговорил тот, – вы спросили меня, что находится в комнате сто один. Я ответил вам, что вы уже знаете это, как и все прочие. В этой комнате находится то, что страшнее всего на свете.
Дверь отворилась снова. Вошел тюремщик с какой-то проволочной коробкой или корзинкой в руках и поставил ее на дальний столик. О’Брайен заслонял ее своим телом, и Уинстон не мог видеть, что это за предмет.
– Самый страшный предмет на свете, – продолжил О’Брайен, – у каждого свой. Некоторые боятся, что их закопают заживо, другие – что их сожгут на костре, утопят, посадят на кол… существует еще с полсотни вселяющих ужас казней. Бывают и такие случаи, когда смертельное отвращение вселяет самая обычная, даже не смертоносная вещь.
Он немного отступил в сторону, и Уинстон теперь смог разглядеть оставленный на столе предмет: продолговатую проволочную клетку с ручкой наверху для переноски. Спереди к ней было прикреплено некое подобие фехтовальной маски, выпуклостью наружу. И хотя клетка находилась в трех-четырех метрах от него, он заметил, что она разделена по длине на два отсека и в каждом из них находятся какие-то существа. Крысы…
– В вашем случае, – кротко промолвил О’Брайен, – самой страшной вещью на свете является крыса.
Трепет предчувствия, страх перед неизвестным пронзил Уинстона уже в тот момент, когда он увидел клетку. Но теперь вдруг до него дошло назначение маски, прикрепленной к клетке спереди. Нутро его превратилось в воду.
– Вы не можете этого сделать! – завопил он тонким надтреснутым голосом. – Не можете! Не можете! Это немыслимо.
– А вы помните, – проговорил О’Брайен, – то мгновение паники, которое часто посещало вас во снах? Вы видели перед собой черную стену и слышали чей-то рык. За стеной находилось нечто ужасное. Вам было известно, что именно скрывается за этой стеной, однако вы боялись, не смели открыто признаться в этом. Так вот: за стеной были крысы.
– О’Брайен! – проговорил Уинстон, изо всех сил стараясь, чтобы голос его не дрогнул. – Вы же понимаете, что это излишне. Что еще я должен сделать для вас?
О’Брайен ответил не сразу. После паузы он заговорил в той менторской манере, к которой иногда прибегал. Глядя куда-то вдаль, за спину Уинстону, словно бы обращаясь к собравшейся там аудитории, он начал:
– Сама по себе боль не всегда достаточна для наших целей. В некоторых случаях человек оказывается способным терпеть любую боль вплоть до самой своей смерти. Однако для каждого человека существует нечто невыносимое… нечто, просто не вмещающееся в голове. Речь не идет об отваге и трусости. Если ты падаешь с высоты, то хватаешься за веревку не из трусости. Если ты выныриваешь из глубины, то опять-таки вдыхаешь воздух не потому, что тебе страшно. Это всего лишь инстинкт, от которого невозможно избавиться. То же самое получается в случае крыс. Для вас они невыносимы. Они представляют собой вид воздействия, которого вы не можете выдержать даже при желании. Вы сделаете то, что от вас требуется.
– Но что это, что это такое? Как я могу сделать то, чего не знаю?