1984

БОЛЬШОЙ БРАТ СЛЕДИТ ЗА ТОБОЙ, – гласила подпись. Подошедший без его просьбы официант наполнил заново бокал Уинстона джином «Победа», капнув в него несколько капель из бутылочки с пропущенной через пробку трубкой. Раствор сахарина, отдушенный гвоздикой, – фирменное угощение кафе.

Уинстон одним ухом прислушивался к телескану. Сейчас играла музыка, но в любой момент могла начаться трансляция специального бюллетеня Министерства мира. С африканского фронта приходили самые неутешительные новости, порой беспокоившие его весь день. Евразийская армия (Океания воевала с Евразией: Океания всегда воевала с Евразией) продвигалась на юг с ужасающей скоростью. В полуденном бюллетене не упоминались географические названия, однако было вполне вероятно, что бои уже идут в устье реки Конго. Опасность угрожала Браззавилю и Леопольдвилю. Чтобы понять, что это означает, не нужно было смотреть на карту. Речь шла не о потере Центральной Африки: впервые за всю войну опасность грозила территории самой Океании.

Бурное чувство – не совсем страх, но какое-то неопределенное волнение – вспыхнуло в нем и погасло. Уинстон перестал думать о войне. В эти дни он не мог сосредоточиться на одной теме дольше чем на пару минут. Взяв со стола бокал, он опорожнил его одним глотком, как всегда вздрогнув и икнув. Жуткий напиток… гвоздика и сахарин, отвратительные сами по себе, не могли замаскировать маслянистый паскудный запах; но хуже всего было то, что запах джина, пребывавший с ним денно и нощно, неизменно перепутывался в его мозгу с вонью этих…

Он никогда не называл их даже мысленно и, насколько удавалось, никогда не представлял их себе. Они оставались чем-то неопределенным, парившим перед его лицом… запахом, прилипшим к ноздрям. Ощутив воздействие джина, Уинстон рыгнул, шевельнув багровыми губами. После того как его освободили, он потолстел; цвет лица не просто восстановился, но даже стал ярче, чем был до ареста. Лицо его огрубело, кожа на скулах и носу сделалась откровенно красной, даже облысевший скальп обрел слишком густой цвет для того, чтобы можно было назвать его розовым. Официант, снова не дожидаясь просьбы с его стороны, принес шахматную доску и свежий номер «Таймс», открытый на шахматной задаче. Затем, увидев, что бокал Уинстона опустел, принес бутылку джина и заново наполнил бокал. Напоминать об этом было излишне. Здесь знали его привычки. Шахматная доска всегда ожидала его, привычный угловой столик всегда оставался свободным, даже если в заведении было полно народа: никто не хотел оказаться замеченным рядом с ним. Он даже никогда не утруждал себя подсчетом выпитого. Время от времени ему приносили очередной грязный листок бумаги, якобы представлявший собой счет, однако Уинстону всегда казалось, что с него берут меньше, чем следует. Впрочем, его ничуть не смутила бы и обратная ситуация. В эти дни у него не было недостатка в деньгах. Ему даже предоставили работу, точнее должность, еще точнее – синекуру, оплачивавшуюся существенно выше, чем прежняя должность.

Телескан умолк, музыку сменил голос. Уинстон поднял голову и прислушался. Зачитали не сообщение с фронта, a короткую сводку Министерства достатка о том, что в предыдущем квартале предусмотренный Десятым трехлетним планом ориентировочный показатель выпуска ботиночных шнурков перевыполнен на 98 процентов.

Рассмотрев шахматную задачу, он расставил фигуры. Предлагалось сложное окончание с парой слонов. «Белые начинают и ставят мат в два хода». Уинстон глянул искоса на портрет Большого Брата. Белые всегда ставят мат, подумал он, невольно ощущая туманный мистицизм этого факта. Всегда и без исключений. Так уж устроено. От начала времен не было такой шахматной задачи, в которой победили бы черные. Не ощущается ли здесь вечный и неизменный триумф победы добра над злом? Огромное лицо напротив отвечало ему взглядом, полным спокойной власти. Белые всегда ставят мат.

Доносящийся из телескана голос умолк и добавил уже другим, более серьезным тоном:

– Прошу оставаться возле телесканов. В пятнадцать тридцать последует важное сообщение. Повторяю: в пятнадцать тридцать вы услышите чрезвычайно важное сообщение. Не пропустите. Пятнадцать тридцать!

Музыка зазвякала снова.