– Что это? – спросил завороженный Уинстон.
– Это? Это будет коралл, – проговорил старик. – Должно быть, привезли с берегов Индийского океана. Там его каким-то образом поместили в стекло. Этой вещице не может быть меньше сотни лет. Скорее, она старше, если судить по виду.
– Прекрасная вещь, – заметил Уинстон.
– Прекрасная, – с благодарностью согласился старик. – Однако немногие способны сказать это в наши дни. – Он кашлянул. – Если случилось так, что вы хотите приобрести ее, она обойдется вам в четыре доллара. Помню, когда-то подобный предмет стоил восемь долларов, а восемь долларов… не скажу, сколько это теперь, но тогда это была внушительная сумма… Впрочем, кому сейчас интересны подлинные древности… даже те немногие, что уцелели?
Уинстон немедленно выплатил хозяину лавки четыре доллара и опустил желанный предмет в карман. Насколько он мог судить, его в первую очередь привлекла не красота этой вещи, но принадлежность ее к веку, во всем отличающемуся от настоящего. Прозрачное, как дождевая вода, стекло ничем не было похоже на все стеклянные вещи, которые ему приводилось видеть. Явная бесполезность этого предмета делала его вдвойне привлекательным, хотя Уинстон вполне понимал, что прежде вещица использовалась в качестве грузика для бумаг. Она отягощала карман, однако, к счастью, не слишком оттопыривала его. Странный, даже компрометирующий предмет для члена Партии. Любая старинная, а также прекрасная вещь становилась поводом для подозрений. Получив четыре доллара, старик сделался заметно более приветливым. Уинстон рассудил, что он согласился бы и на три, а может, и на два доллара.
– У меня наверху есть еще одна комната, может, посмотрите? – предложил он. – В ней вещей немного. Всего несколько штук. Когда надо, мы ходим наверх со светом.
Он зажег еще одну лампу и сутулясь побрел наверх по крутым и изношенным ступеням, потом по крохотному коридору и наконец вошел в комнату, выходившую окном не на улицу, а в мощеный двор – к лесу печных труб. Уинстон отметил, что мебель расставлена так, словно в комнате кто-то живет. На полу прямоугольник ковра, на стене пара картин, неряшливое кресло, пододвинутое к камину. Старомодные часы с двенадцатью цифрами на застекленном циферблате тикали на каминной доске. Под окном располагалась просторная, занимавшая почти четверть комнаты кровать с матрасом.
– Мы жили здесь, пока не умерла жена, – едва ли не извиняясь, проговорил старик. – А теперь я понемногу распродаю мебель. Перед вами прекрасная кровать красного дерева… во всяком случае, она стала бы прекрасной, если бы из нее удалось выселить клопов. Но смею сказать, что цена не покажется вам слишком обременительной.
Он поднял лампу повыше, чтобы осветить всю комнату, и в теплом неярком свете помещение показалось удивительно привлекательным. В голове Уинстона промелькнула мысль: наверное, было бы достаточно просто снять комнату за пару долларов в неделю, если только он посмеет рискнуть. Безумное, невозможное желание… из тех, которые следует изгонять из головы сразу, как только они появятся в ней, однако в нем пробудилась своего рода ностальгия, нечто вроде наследственной памяти. Ему казалось, что он в точности знает, как себя чувствуешь, сидя в подобной комнате в кресле, закинув ноги на каминную решетку, с чайником на конфорке: в полном одиночестве, в полной безопасности, зная, что никто за тобой не следит, никакой чуждый голос не нарушит твою тишину, никакой звук не донесется до твоего уха, кроме песенки чайника и дружелюбного тиканья часов.
– Здесь нет и телескана! – не смог сдержаться он.
– Ну да, – согласился старик, – у меня его никогда не было. Слишком они дороги. Потом, я никогда не ощущал нужды в чем-то подобном. И кстати… смотрите: там в углу у меня превосходный раздвижной столик. Хотя, конечно, вам придется поставить новые петли в том случае, если захотите раздвигать его.
В другом углу находился небольшой книжный шкаф, который уже притянул к себе внимание Уинстона. В нем не было ничего интересного. Охота за книгами и уничтожение их в населенных пролами кварталах проводилась с той же тщательностью, как и повсюду. Можно было не сомневаться в том, что нигде в Океании не сохранилась хотя бы одна книга, отпечатанная раньше 1960 года. Старик с лампой в руках остановился перед картиной в раме палисандрового дерева, висевшей по другую сторону камина, напротив кровати.
– Ну, если вы случайным образом интересуетесь старинными гравюрами… – деликатно начал он.
Уинстон подошел, чтобы внимательнее рассмотреть изображение. На гравюре было овальное здание с прямоугольными окнами и небольшой башенкой впереди. Поверху здание ограждали перила, a в заднем конце находилось нечто похожее на статую. Уинстон какое-то время рассматривал ее. Она казалась знакомой, хотя вспомнить, кого изображает статуя, так и не смог.
– Рама привернута к стене, – сказал старик, – но для вас охотно отверну ее.
– Я знаю этот дом, – промолвил наконец Уинстон. – Теперь он в руинах. Это на середине улицы перед Дворцом Правосудия.