1984

Удивила его, однако, грубость ее выражений. Членам Партии не полагалось ругаться; сам Уинстон редко применял бранные слова – во всяком случае, вслух. Однако Юлия, похоже, не могла упомянуть Партию, особенно Внутреннюю Партию, не употребляя тех слов, какие пишут мелом на стенах грязных переулков. Ему это нравилось. Слова эти выражали степень ее возмущения Партией и всем, что было связано с ней, и возмущение это отчего-то казалось естественным и здоровым, подобно тому, как фыркает лошадь, зачуяв скверное сено. Оставив свою лужайку, они бродили между пятен света и тени, обнявшись там, где можно было пройти рядом. Он ощутил, насколько мягче сделалось ее тело без кушака. Они не говорили – перешептывались. Выйдя с полянки, Юлия сказала, что лучше поглядывать по сторонам. Наконец они добрались до опушки небольшого леска. Здесь она остановила его:

– Не выходи на открытое место. Нас могут заметить. А вот за ветвями…

Они остановились в тени ореховых кустов. Солнечный свет, проливавшийся сквозь бесчисленную листву, согревал их лица. Уинстон посмотрел на открывавшееся перед ними поле, ощутив неожиданное, неспешно накатившее потрясение. Он знал это место. Старое пастбище, покрытое невысокой травой, тропка, вьющаяся по этому полю между оставленными кротами холмиками. В неровной зеленой изгороди на противоположной стороне поля слегка покачивались под ветерком ветви вязов, кроны их чуть шевелились, напоминая женские волосы. Где-то поблизости должен протекать незримый ручеек с зелеными омутами, в которых резвятся плотвички…

– А нет ли здесь рядом ручейка? – прошептал он.

– Правильно, есть такой на границе следующего поля. В нем и рыбы есть, большие такие. Если приглядеться, можно увидеть, как они лежат в заводях под ивами и шевелят хвостами.

– Прямо моя Золотая Страна… почти что, – прошептал он.

– Золотая Страна?

– Она не существует в природе, но иногда снится мне.

– Смотри-ка! – шепнула Юлия.

На ветке, не далее чем в пяти метрах от них, как-то неожиданно возник дрозд – почти на уровне глаз. Возможно, птица не заметила их, потому что была на солнце, а они – в тени. Она расправила крылышки, аккуратно сложила их, на мгновение пригнула головку, словно бы кланяясь солнцу, а потом залилась песней, оглушительной в послеполуденной тишине. Уинстон и Юлия, прижавшись друг к другу, завороженно внимали. Минута сменялась минутой, музыка продолжалась, удивительные вариации лились друг за другом, ни разу не повторяясь, словно бы птица осознанно демонстрировала свое виртуозное мастерство. Время от времени певец делал паузу на несколько секунд, расправлял и вновь укладывал крылья, после чего выпячивал пятнистую грудку и вновь заливался песней. Уинстон наблюдал за дроздом с долей почтения. Для кого, для чего звучит эта песня? Рядом ни подруги, ни соперника. Что заставляет это существо сидеть на опушке леса и изливать в пустоту свою песню? Он невольно подумал: а нет ли и впрямь поблизости спрятанного микрофона? Они с Юлией переговаривались только негромким шепотом, так что микрофон не уловит их слов, однако запишет песню дрозда. Быть может, на другом конце провода ее внимательно слушает какой-то жукоподобный мужчина… слушает с трепетом. Однако музыка постепенно изгнала всякие размышления из его головы. Казалось, что птица проливает на него поток благодати, смешивающейся с солнечным светом, просачивавшимся сквозь полог листвы. Уинстон прекратил думать и отдался чувствам. Он развернул Юлию к себе, и они стояли грудью к груди; тело ее словно плавилось. Там, куда прикасались его руки, оно становилось податливым, как вода. Их губы, сделавшиеся мягкими, слиплись в одно целое, превращая поцелуй в нечто отличное от прежних, жадных… А потом они чуть отодвинулись друг от друга и глубоко вздохнули. Птица испугалась и вспорхнула, трепеща крыльями.

Уинстон прошептал Юлии прямо в ухо:

– СЕЙЧАС.

– Не здесь, – ответила она шепотом. – Вернемся в свою нору. Там безопаснее.

Быстрым шагом, иногда с хрустом переламывая ветки, они вернулись на маленькую поляну. Как только оказались в кольце кленов, Юлия повернулась к нему лицом. Оба напряженно дышали, однако улыбка тронула уголки ее губ. Бросив на него короткий взгляд, она нащупала застежку молнии своего комбинезона… Все происходило почти так, как и в его снах. Почти с привидевшейся ему быстротой она избавилась от одежды и отбросила ее в сторону великолепным жестом, уничтожавшим целую цивилизацию. Тело ее блистало белизной под лучами солнца. Однако он не замечал в тот момент ее тела; глаза его были прикованы к веснушчатому лицу, к непринужденной, отважной улыбке. Преклонив перед Юлией колена, Уинстон взял ее за руки.

– Ты уже проделывала это?

– Конечно. Сотни… ладно, дюжины раз.

– С членами Партии?

– Обязательно с членами Партии.

– С членами Внутренней Партии?

– С этими свиньями? Нет! Но среди них найдется уйма таких, которые воспользовались бы этой возможностью, получи они хотя бы полшанса. Они не настолько святы, как хотят казаться.