1984

Сердце его подпрыгнуло. Итак, она проделывала это дюжины раз – а он хотел сотни и тысячи. Всякий намек на разврат всегда наполнял его дикой надеждой. Как знать – возможно, Партия прогнила насквозь, и под этой личиной, под видом этой энергии, этого самоотречения скрывается всего лишь порок. И если бы он мог это сделать, то с радостью заразил бы всех партийцев проказой или сифилисом! Чтобы они гнили, слабели, забывали свои принципы! Он притянул Юлию вниз, так что теперь они стояли на коленях друг перед другом.

– Слушай. Чем больше было у тебя мужчин, тем сильней я люблю тебя. Ты понимаешь это?

– Да, вполне.

– Я ненавижу чистоту, я ненавижу добродетель! Я не хочу видеть нигде никакой добродетели. Я хочу, чтобы все и повсюду были развращены до мозга костей.

– Вот и хорошо, милый, тогда я прекрасно подхожу тебе. Я как раз развратна до мозга костей.

– А тебе нравится это занятие? Я не про себя: про то, что мы собираемся делать?

– Обожаю его.

Это было превыше всего, что он хотел слышать. Не просто любовь к человеку, но животный инстинкт, простейшее, недифференцированное желание: эта сила способна разнести Партию в клочья. Он повалил Юлию навзничь, сминая пролески. На сей раз никаких сложностей не возникло. Наконец дыхание обоих успокоилось, и в состоянии приятной беспомощности они отделились друг от друга. Солнце припекало еще жарче, глаза их закрывались. Протянув руку к сброшенным комбинезонам, он укрыл ими себя и ее. Потом они почти сразу уснули и проспали полчаса.

Уинстон пробудился первым. Сев, он посмотрел на ее веснушчатое лицо… Юлия еще мирно спала, подложив ладонь себе под голову. За исключением губ, в ней не было ничего прекрасного. Возле глаз пролегли едва заметные морщинки. Коротко стриженные волосы были необыкновенно густыми и мягкими. Ему подумалось, что он не знает ни ее фамилии, ни где она живет.

Юное крепкое тело, беспомощное во сне, пробудило в нем сочувствие и заботу. Однако та бездумная нежность, которую он ощутил под ореховым кустом, слушая дрозда, вернулась не в полной мере.

Откинув комбинезон, он принялся разглядывать мягкое белое тело. В прежние дни, подумал Уинстон, мужчина смотрел на девичье тело, находил его желанным – и этого было достаточно. Однако в наши дни чистая, без примеси, любовь или таковая же похоть невозможны. Более не осталось чистых чувств, ибо ко всякому ощущению примешивались страх и ненависть. Их соитие было битвой, а его кульминация – победой, нанесенным Партии ударом. Политическим актом.

Глава 3

– Мы можем прийти сюда еще раз, – сказала Юлия. – Любым укрытием можно без опаски воспользоваться два раза. Но, конечно, не раньше чем через месяц-другой.

Проснувшись, она сразу стала вести себя иначе: сделалась бодрой и деловитой, оделась, перевязала талию красным кушаком и начала организовывать возвращение в город. Процедуру эту следовало оставить на ее усмотрение. Она, безусловно, обладала практической сметкой, начисто отсутствовавшей у Уинстона, и к тому же превосходно знала окрестности Лондона по бесчисленным коллективным вылазкам на природу.

Юлия велела ему возвращаться другим путем – не тем, которым он пришел в это место, – и в итоге он оказался на другой железнодорожной станции.

– Никогда не возвращайся домой тем путем, которым пришел, – проговорила она так, словно излагала важное правило. Потом собралась уходить, сказав Уинстону ждать полчаса и только потом следовать за ней.

Юлия назвала место, где они смогут встретиться после работы через четыре-пять вечеров, – улочку в одном из беднейших кварталов, на которой располагался людный и шумный открытый рынок. Она сказала, что будет ходить между прилавками, изображая, что ищет обувные шнурки или швейные нитки. Если она сочтет, что ситуация позволяет, то высморкается, заметив его; если нет – он должен будет пройти мимо, не обратив на нее внимания.

– А теперь я должна идти, – сказала Юлия, когда Уинстон усвоил все ее указания. – Я должна вернуться в девятнадцать тридцать. Потом мне придется два часа поработать на Юношескую антисекс-лигу, раздавая листовки или что-то еще. Какое свинство! Отряхни меня, ладно? В волосах никакие ветки не запутались? Ты уверен? Тогда до следующего свиданья, мой любимый, до свиданья!

Она упала в его объятья, крепко поцеловала и, не тратя времени, нырнула между кленов и почти бесшумно исчезла в лесу. А он так и не узнал ее фамилию или адрес… Впрочем, никакого значения этот факт не имел, потому что невозможно было представить, что удастся встретиться дома у кого-нибудь из них или обменяться письменными посланиями.

Случилось так, что им более не удалось вернуться на эту полянку. В мае они сумели заняться любовью еще один раз. Это произошло в другом известном Юлии логове – на колокольне полуразрушенной церкви, располагавшейся в почти заброшенной местности, куда тридцать лет назад упала атомная бомба. Укромное место это оказалось вполне уютным, однако добираться до него было очень опасно. В остальных случаях им приходилось встречаться на улицах, каждый раз в новом месте и всегда максимум на полчаса.