1990-e годы

— Да тихо ты, дай рассказать до конца, — отмахнулся Дупло. — Нормальный пацан — русский, во-первых, во-вторых, хачей тоже ненавидит. Но главное — сильный он, нам бы пригодился. Ну так вот, идею он не поддерживает потому, мол, что мы день рожденья Гитлера празднуем и вообще его почитаем. Он говорит, что это неправильно, потому как его дед на войне с фашистами погиб и что вообще эта тема нам враждебная — её нельзя приплетать к сегодняшней ситуации типа. Типа, что хачи — это просто, как сказать, хм… — Дупло задумался и защёлкал пальцами, в поисках нужного слова, — типа… ну это, как его… локальное явление, во! — наконец вспомнил он сложную формулировку.

— Это ещё как понять? — выпятил подбородок Комль.

— Ну типа того что это. Ихняя вина состоит типа в том, что они сюда к нам приехали и гадят тут. Типа что надо им тут ввалить пизды и отослать обратно, пусть у себя дома живут, нечего тут наших баб портить и всё такое…

Дрюня внимательно слушал, стараясь не пропустить ни одного слова в их глубокомысленной дискуссии. Вот это он понимал — статус! Этим пацанам здесь всем минимум по восемнадцать лет, а ему всего пятнадцать и он сидит тут с ними на равных и участвует в таком серьёзном деле! От возбуждения Андрюша даже немного приоткрыл рот, будто хотел впитать в себя все говорившиеся здесь слова не только ушами, но и всеми остальными входными отверстиями своего молодого и жаждущего всевозможных познаний тела.

— И что ты ему возразил на это? — вступил вдруг в разговор Рома.

— Ну как… возразил типа как положено, что у нас всегда говорят, — враз смутившись, ответил Дупло. — Что типа надо было пропустить армию Гитлера дальше, соединиться с ними, ну и… того…

— Чего «того», — недобро усмехаясь, продолжал допрашивать Рома.

В банде он был самым старшим и здоровым физически. Это давало ему возможность периодически издеваться над своими подельниками, как бы ненароком напоминая им о том, кто здесь главный. Кроме того, сам не зная почему, но в такие моменты Роман получал какое-то извращённое удовольствие от происходящего, и по каким-то неизвестным для него причинам, у Романа от этого даже вставал член.

Сейчас он отлично понимал, что объяснить идеологию неонацизма не сможет ни Дупло, ни Комль, ни даже он сам, поскольку вся «духовная» мощь этой их идеологии в принципе существовала только благодаря тому, что истинную её суть в деталях никто никогда не исследовал. А смысл короткой присказки про то, что «Гитлера надо было просто пропустить дальше» — был ограничен одной лишь этой фразой, которая по негласному правилу считалась исчерпывающим объяснением вообще всего. И потому, услышав эту сакральную формулу, в обществе скинхедов было принято тут же согласно кивать и продолжать делать то, что все они делали до этого — то есть, в данной ситуации, бухать и слушать музыку, не вдаваясь более ни в какие подробности просто потому, что их в этой «культуре» не существовало.

Однако в данный момент Роман решил немного позабавиться, поскольку сейчас он был пьян, а обстановка, как ему казалось, располагала к забаве. К тому же рядом сидел этот новенький пупсик, которого следовало беречь как ценный актив, но в то же время ему надо было и наглядно продемонстрировать, что бывает в их банде, когда главарь чем-то разочарован.

— Ну чего ты мямлишь, Дупло-Дуплишко, — проворковал Роман, — давай же, рассказывай дальше, мы ждём…

Из-за обуявшего Дупло смущения, его лысая голова моментально покрылась лилово-красными пятнами и стала похожа на гигантскую залупу. В поисках снисхождения, Дупло с немой мольбой посмотрел сначала на Рому, потом на Комля. Но Комль, словно бы отрекаясь от своего товарища, малодушно отвёл взгляд.

— Я… — начал оправдываться Дупло, — я сейчас типа пьяный немного, Ромич, подзабыл слегка. Ты типа извини меня, дружище…

Попытка разжалобить главаря была ошибочной. Рома был из тех, кого чужая слабость только раззадоривала. Он встал на ноги и, вразвалку подойдя к сидевшему на заднице Дуплу, заговорил с ним с высоты своего роста.

— Слышь чё, Дуплишко, — зловеще произнёс он. — Тут тебе, ебать, не на кухне у маменьки. Здесь серьёзные дела делаются, ты понял?!

Дупло в ужасе поднял взор, и хотел было подняться, но Рома с силой надавил ему на ключицу и усадил обратно.

— Сидеть бля на месте! — заорал он.

— Ай, больно, Ромич, больно! — захныкал Дупло. — Пожалуйста, прости меня, прости!

Возвышаясь над своим бойцом, Роман ощутил сильную эрекцию. Глядя на перекошенное от страха лицо Дупла, он на мгновение представил, как мог бы сейчас достать член и приказать этому жалкому терпиле отсосать. Интересно, как бы отреагировали на это остальные члены банды, а главное: понравилось ли бы это самому Роману?

Впрочем, сейчас для этого было не самое подходящее время — мажорик мог от увиденного чрезмерно испугаться и чего доброго, слинять.

Попробуем провести такой эксперимент позже, решил Роман.

Он склонился над хныкающим Дуплом, и крепко взяв его рукой за подбородок, посмотрел в глаза:

— Да успокойся ты, Дуплишко, что ты как дитя малое! Я ж ваш пахан! Я вас не буду обижать!