1990-e годы

Таким образом, Вова искусно замаскировал свою личность, сделавшись законником не по праву долголетней отсидки, а в порядке приобретения, без фактического выполнения необходимых для «коронации» условий, кои так тщательно соблюдали бродяги старой закалки.

Фаршев купил себе уголовный титул, дабы ни одна любопытная тварь не смогла бы впредь совать свой длинный нос в его дела, аргументируя это тем, что волгоградский смотрящий — не имеет отношения к их миру.

Фаршев всего лишь выполнил необходимую, по его мнению, формальность, но сам при этом, вновь приобретённым титулом не гордился, а все эти воровские традиции не ставил ни во что. Сделавшись вором в законе «официально», Вова никогда и нигде об этом не упоминал, оставаясь для всех не титулованным грозным «званием» боссом, а просто Владимиром Фаршевым.

Устрашающая слава Вовы распространялась среди всех слоёв провинциального населения под эгидой его настоящих имени и фамилии. Имени и фамилии, которые как будто бы и не отличались от миллионов других, но таили в себе глубокий, ужасающий смысл. Это был тот случай, когда имя человека не нуждалось в каком-либо словесном предварении в виде некоего величественного термина, который определял бы уровень социального статуса называемой личности, как например: судья Продажнин, адвокат Витиеватых, губернатор Забухаев, или прокурор Попрошайченко.

Владимир Фаршев были именем и фамилией, которые говорили сами за себя, и значительность человека, носившего их, не нуждалась ни в каких дополнительных разъяснениях. И посему звание «вор в законе» было для Вовы всего лишь чем-то вроде юридической формальности для бюрократического порядка. Своего рода ИП, или ООО, чтобы не давать лишнего повода для проверок надзорным инстанциям, ибо хотя его бизнес и развивался успешно, бросать вызов далёкой столице демонстративным неповиновением было бы со стороны Фаршева крайне неразумно.

Большие деньги помогали преобразовывать криминальный мир девяностых так же, как и мир «законопослушный». И щедро раздавая взятки, такие как Фаршев прилагали все усилия, чтобы сделать из этих двух миров один.

***

1999 год

Стоял тёплый весенний день. Владимир Фаршев вальяжно прохаживался по паркетному полу роскошной квартиры и пристально вглядывался в окно. Он наблюдал, как по улице суетливо носились туда-сюда, спешащие по своим ничтожным делам, людишки и лениво размышлял над смыслом их рабского существования.

Вован прислонился лбом к окну и тихо проговорил:

— Вы тут все — моя собственность, мой личный, подсобный скот. Что захочу, то и сделаю с вами, и ни хрена вы не можете с этим поделать. Трусливые и бесхребетные, раболепные и жалкие. Насекомые — все вы!

Он брезгливо отстранился от запотевшего под его дыханием окна.

В этой большой, отделанной шикарным ремонтом, квартире Фаршев никогда не жил — она была для него чем-то вроде офиса, в котором он принимал просителей. И сегодня он назначил здесь две встречи, результатом одной из которых станет решение о том, кто возглавит администрацию Волгограда.

Человек, которого продвигают на должность мэра города бизнес партнёры Фаршева, должен был прийти вторым. Первым же, по какой-то своей надобности, к Вове сегодня напросился Мишка Штукатуров.

Вован бросил раздражённый взгляд на настенные часы. Штукатуров уже должен был быть здесь, какого чёрта эта сволочь позволяет себе опаздывать?

— Витя, сделай кофе, — крикнул Вова своему персональному повару.

В дверях большой комнаты мигом возник толстый мужчина.

— Может, ещё закусить что-нибудь желаете, Владимир Кандуевич, время-то уже обеденное? — услужливо склонив голову, осведомился он.

— Да-да, обеденное, — согласился Фаршев. — Только вот, мне предстоит ещё разговаривать с двумя вонючими козлами, после лицезрения которых, боюсь, придётся выблевать все твои кулинарные изыски в сортир.

Повар деликатно ждал окончания ворчливого монолога.

Вова задумчиво почесал подбородок и снова взглянул на часы.

— А хотя ладно, сделай пару бутербродов каких-нибудь.

— Пять минут, Владимир Кандуевич, — сказал повар и мышью юркнул на кухню.

Фаршев уже было собирался отменить встречу со Штукатуровым, когда раздался звонок домофона, и охранник сообщил о его прибытии.

— Ты почему опаздываешь? — недовольно поинтересовался хозяин, когда Штукатуров вошёл в комнату.

Вова был пунктуальным и требовал того же ото всех.

— Володь, извини, там кипиш у нас в главке, долбоёб один прям на работе застрелился, необходимо было моё присутствие.

— Чего это у тебя сотрудники стреляются, Миша?

Штукатуров виновато пожал плечами:

— Нервы, Володь, работа не сахар, сам знаешь, тут…

— Это всё понятно, — раздражённо перебил Фаршев, — только мне такие истории в городе нахуй не нужны, Миша. Сотрудник главного областного управления покончил жизнь самоубийством на рабочем месте.

Он выразительно повёл рукой, как бы изображая новостной заголовок.