Читаем 1990-e годы полностью

— Конечно, — продолжал он, — всё это не всегда именно так и некоторые моменты надо понимать фигурально. Ясно, что коммунизм и какая-то там провинциальная стройка это вовсе не одно и то же. И для того чтобы начать заниматься возведением химеры мирового масштаба, требовался ни один и ни два активиста, а целая команда отпетых фанатиков. Только вот, не прошло и полвека, как все они передохли, а им на смену пришли… кто?

— Кто, Вова? — послушно спросил Миша.

— Лицемеры и проститутки, Мишаня, — глубокомысленно изрёк Фаршев. — Понимаешь, когда был Сталин, все они старательно изображали преданность делу и как бы работали, но думали, при этом, не о будущем государства, а о том, как бы шкуру свою от гнева хозяйского огородить, да по возможности обеспечить свою семейку жратвой и комфортом. А когда Сталин, наконец, помер, все эти бляди просто перестали притворяться и принялись потихоньку приторговывать своим положением и народным достоянием, пока в конечном итоге не распродали вообще всё. Так вот.

«Нахуй я вообще сюда сегодня пришёл? Надо было позвонить, сообщить о ЧП и попросить отложить встречу», с досадой подумал Штукатуров и, вяло изобразив интерес к лекции, спросил:

— Ну а в случае со стройкой гостиницы как это сопоставляется?

Он махнул рукой в ту же сторону за окном, куда давеча махал Фаршев и тот, почему-то внимательно туда посмотрел, будто вглядываясь в «замороженную» стройку искал в ней какие-то наглядные доказательства.

— Да точно так же, — рассеяно проговорил он после паузы. — Начали работу не ради её успешного выполнения, а ради бабла, на которое можно тешить своё дутое эго. Идея им всем на самом деле нужна не для возвышенных целей, о которых они поют, а для личного обогащения. Они стройку эту затеяли не для того, чтобы в Волгограде гостиница хорошая была, а чтоб у них самих дома всё было жирно. И точно так же мыслили и все их работники, начиная с инженеров и заканчивая сварщиками. Всем им эта гостиница всегда была нахуй не нужна, — все они только ради денег старались. Вот поэтому-то она и оказалась, в конце концов, брошенной, и теперь будет стоять так, пока кому-нибудь не взбредёт в голову подобрать это убожество и довести до ума, согласно уже своим собственным планам. Я б, например, переделал её в жилой дом и продал бы хаты. Так же в общем, как и с нашим брошенным государством в итоге сделали. Прибрали к рукам всю социалистическую стройку и по кускам расприватизировали. Теперь государственных заводов нет, но зато какие-то из них, попав в частные руки, возобновили производство. И если так же поступить с этим зданием, то по ночам в его пустующих окнах, хотя бы начнёт появляться свет.

Фаршев замолчал и задумался, глядя в пространство перед собой, а потом вдруг резко встал и, бросив быстрый взгляд на своего гостя, проговорил:

— Это, Миша, у меня следующая встреча скоро. Думаю, тебе пора.

— Так что насчёт Захара, Володь? — решился напомнить Штукатуров.

— Чего? Ах, да. Всё решим, Мишаня. Ты только давай сначала говно это с самоубийством в главке прибери, чтоб без лишней шумихи, понял?

— Конечно, Вова, я всё сделаю.

Штукатуров ушёл.

Фаршев взглянул на часы, достал из шкафчика тонкую папку с досье будущего главы Волгограда и сел в кресло читать. Через полчаса охранник доложил о приходе посетителя.

— Пусть заходит, — сказал Фаршев.

В прихожей послышалось застенчивое шарканье и в дверях комнаты, заискивающе улыбаясь, возник высокий худой мужчина. Его телосложение вызвало у Вовы ассоциацию с поливочным шлангом, от чего он тихо засмеялся, невольно приободрив этим своим смехом гостя.

— Разрешите, Владимир Кандуевич? — бархатным голосом осведомился посетитель, изгибаясь своим шлангообразным телом в полупоклоне.

— Заходи, заходи! — весело отозвался Фаршев.

Будто опасаясь осквернить священный пол своими недостойными ступнями, мужчина сделал несколько аккуратных шагов по паркету и остановился посреди комнаты.

— Да ты садись, — махнул рукой в сторону кресла Фаршев. — Я тут почитал немного про тебя, парень ты вроде смышлёный. И фамилия у тебя интересная, скажи-ка, русский писатель классик тебе часом не предок?

Кандидат на пост главы администрации города виновато хохотнул:

— Нет, Владимир Кандуевич. У меня довольно распространённая фамилия, она у многих такая по всей стране.

— Да что ты? — игриво нахмурился Фаршев.

Мужчина испуганно покраснел и открыл было рот, дабы снова пролепетать какую-нибудь извиняющуюся реплику, но Вова поднял руку в успокаивающем жесте:

— Да шучу я, не напрягайся. Ладно, перейдём к делу.

Он отложил папку с досье в сторону и впился в посетителя цепким ледяным взглядом, от которого тот весь будто скукожился.

Пару мгновений Фаршев позволил себе наслаждаться внушаемым им ужасом. Чуть заметно усмехаясь, он несколько раз пристально оглядел посетителя с ног до головы и начал собеседование:

— Итак, Юра, расскажи мне, какую пользу ты принесёшь этому городу, если станешь его мэром?

<p>Бригада</p>

Они сидели в прокуренной кухне и играли в карты.

— Гони лавэ, Петруша, ты проиграл, — сказал один из игроков, выкидывая выигрышную комбинацию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура