1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Ты говоришь, что нам не нужно "понимать" любовь, потому что это невозможно? Ты ошибаешься, дорогая. Я всегда это говорила. Говорила, что это предопределено Господом. Любовь или есть, или ее нет. Что здесь понимать?...В чем ценность человеческого чувства, если оно основывается на том, что мы можем объяснить?... Но с возрастом мы понимаем, что всё не так, не так, как мы думали: мы действительно должны попытаться "понять" вещи, в том числе - любовь. Не надо качать головой и улыбаться, это - правда. Мы - люди, мы осознаем всё, что с нами происходит. Наши чувства и страсти становятся допустимыми или недопустимыми благодаря сознанию. Любить - недостаточно.

  Давай не будем об этом спорить. Я знаю то, что знаю. И я заплатила за это знание высокую цену. Какую?...Я заплатила своей жизнью, дорогая, всей своей жизнью. Факты таковы, что я сижу здесь с тобой в этой кондитерской, в этом очаровательном пурпурном зале, и наблюдаю, как мой муж покупает засахаренные апельсиновые корки для кого-то другого. Не то чтобы меня удивляло, что он покупает засахаренные апельсиновые корки. У него во всем такой вкус.

  Для кого он их покупает? Для другой женщины, конечно же. Даже не хочу называть ее имя. Для женщины, на которой он потом женился. Ты не знала, что он женился второй раз? Я воображала, что эта новость дошла и до Бостона, что ты даже в Америке об этом слышала. Это говорит о том, насколько мы бываем глупы. Как глупо думать, что наши личные дела, то, что для нас действительно важно, имеет мировое значение. Пока это всё происходило, в смысле - развод и второй брак моего мужа - в мире творились действительно важные события, страны разделяли, люди готовились к войне, и однажды война началась...Не то чтобы это стало неожиданностью. Лазарь говорил: "Если люди готовятся к чему-то - например, к войне - с таким рвением, с такой решимостью, прозорливостью и расчетливостью, в конце концов война обязательно начнется". В то же время я не удивлялась, видя крупные заголовки о сводках моей личной войны, моих собственных битв, поражений и редких побед - это были сводки с линии фронта, которой была моя жизнь... Но это - другая история. Когда родился ребенок, всё это еще было в далеком будущем.

  Наверное, можно сказать так: на два года, пока был жив ребенок, мой муж примирился с миром и со мной. Это был не настоящий постоянный мир, еще нет, пока что это было нечто вроде перемирия, прекращения огня. Он ждал и наблюдал. Трудился над тем, чтобы привести душу в порядок. В конце концов, он был мужчиной с безупречной душой. Как я уже сказала, он был мужчиной. И более того - он был джентльменом. Я имею в виду не того рода господ, которые посещают клубы джентльменов, дерутся на дуэлях или стреляются из-за того, что не могут выплатить карточный долг. Он никогда не прикасался к картам. Как-то раз, помню, он сказал, что джентльмен не играет в карты, потому что не имеет права на деньги, которые не заработал. Иными словами, он был джентльменом такого сорта. Он был вежлив и терпелив со слабыми. С равными он был строг и помнил о своем статусе, потому что никакой другой статус не признавал. По его мнению, социального статуса выше, чем у него, не существовало. Восхищался он только художниками. Говорил, что они избрали самый тяжкий путь. Они - дети Господни. Мой муж признавал только превосходство настоящих художников и никого другого.

  Поскольку мой муж был джентльменом, после рождения ребенка он попытался смягчить эту пугающую отсраненность в душе, столь болезненную для меня. Он делал поистине трогательные попытки сблизиться со мной и ребенком. Как если бы тигр решил перейти на вегетерианскую диету или вступить в Армию Спасения. Как тяжела жизнь, как тяжело быть человеком...

  Вот так мы жили два года. Не очень хорошо, не очень счастливо. Но спокойно. Эти два года, должно быть, дорого ему стоили. Чтобы идти против своей природы, нужно приложить сверхчеловеческие усилия. Он трудился до седьмого пота ради нашего счастья. Начав с полного паралича, он попытался расслабиться, стать беззаботным и добродушно-веселым. Бедняга!...Наверное, он страдал бы меньше, если бы я предоставила ему психологическую свободу, все мои потребности в любви мог удовлетворить ребенок. Но во мне тоже что-то тогда менялось, что-то, что я не могла понять. Моя любовь к ребенку проявлялась исключительно через моего мужа. Наверное, за это Бог решил меня наказать.

  Почему ты так на меня смотришь?...Не веришь?...Или, может быть, боишься?...О, дорогая, поверь, эта моя история просто очаровательна.