Вижу твое нетерпение. Ты хочешь спросить, что за проблема была между нами. Хочешь знать, что за человеком был на самом деле мой муж... Сложный вопрос, дорогая. Я ломала над этим голову восемь лет. Даже после того, как мы расстались, я продолжала ломать над этим голову. Иногда мне казалось, что я наконец-то узнала правду. Но это всё были сомнительные догадки. Я не могу назвать болезнь, могу лишь перечислить симптомы.
Ты спрашиваешь, любил ли он меня?...Ну да, любил. Но, думаю, по-настоящему он любил только своего отца и своего сына.
Он заботился об отце и очень его уважал. Навещал каждую неделю. Моя свекровь обедала у нас каждую неделю. "Свекровь" - что за противное слово. Но эта женщина, мать моего мужа, была одним из самых утонченных созданий, встреченных мною в жизни. После смерти свекра эта богатая сверхэлегантная женщина осталась одна в большом доме, я боялась, что она слишком к нам зачастит. Люди такие ограниченные. Но она была - сама чувствительность, сама предупредительность. Она переехала в маленькую квартирку, ни для кого не была обузой, все сложные и хлопотные жизненные вопросы решала сама с невероятной заботливостью и прозорливостью. Она не просила ни жалости, ни доброты. Конечно, она знала о своем сыне то, что я знать не могла. Только матери знают правду. Она знала, что ее сын нежен, уважителен и внимателен, но дело в том, что она его не любила. Ужасно! Но нам следовало относиться к этому спокойно, потому что к этому я привыкла в отношениях с мужем - мы оба узнали этот от Лазаря: правда обладает некой творческой очищающей силой. Между матерью и сыном никогда не возникало споров или разногласий. "Дорогая матушка, - говорил он, и она отвечала: "Дорогой сын". Всегда был этот ритуал целования ручки, некая формальная вежливость, если хочешь. Но никогда никакой душевной близости. Они никогда не оставались в комнате наедине, один из них всегда вставал и находил какое-то дело или приводил кого-то третьего. Они боялись остаться наедине, словно существовал какой-то безотлагательный вопрос, который им немедленно надо было обсудить, и возникнут проблемы, настоящие проблемы, если их тайна откроется, тайна, о которой они, мать и сын, не могут поговорить. "Что бы это могло быть?" - иногда спрашивала себя я. Вот так обстояли дела.
Я хотела, чтобы между ними установился мир. Но они могли существовать, лишь не пересекаясь! Я хотела прощупать характер их отношений, очень осторожно, как прощупывают рану. Но первое прикосновение их напугало, и они сразу начали говорить о чем-то другом. Что я могла сказать?...Ни для обвинений, ни для жалоб не было видимого, осязаемого предмета. Можно ли было предположить, что мать и сын в прошлом причинили друг другу боль? Я такое предположить не могла, потому что оба они идеально надлежащим образом "выполняли свои обязанности". Как если бы они всю жизнь создавали себе алиби. Наши именины, дни рождения, Рождество - все эти важные и второстепенные племенные ритуалы, общие для всех семей, отправляли должным образом вплоть до мельчайших деталей. Мама получила подарок, мама вручила подарок. Мой муж поцеловал ей ручку, она поцеловала его в лоб. За обедом или ужином мама садилась во главе семейного стола, и все вели с ней уважительные беседы на темы семьи и мира в целом, никогда с ней не спорили, слушали мамино строгое, вежливое и спокойное изложение взглядов, а потом ели и говорили о чем-то еще. О, эти семейные обеды! Это молчание в паузах между разговорами! Эти разговоры о чем-то еще, это вежливое молчание, ныне и присно, и вовеки веков! Я не могла поговорить с ними об этом между супом и главным блюдом, между днем рождения и Рождеством, между юностью и старостью. Я не могла сказать им: "Вы всегда говорите о чем-то еще". Я ничего не могла сказать, потому что даже со мной муж всегда говорил о чем-то еще, и я страдала от того же молчания, от того же игнорирования со стороны свекрови, иногда я даже думала, что винить надо нас обеих - его мать и меня, потому что мы не знали, что с этим делать: нам не удалось выведать у моего мужа его тайну, мы не выполнили свою миссию, единственную истинную миссию своей жизни. Мы просто не понимали этого мужчину. Она дала ему жизнь, я подарила ему ребенка...есть ли что-то большее, что женщина может дать мужчине? Ты ведь согласна, что женщина ничего большего мужчине дать не может? Не знаю. В один прекрасный день я начала сомневаться. Вот что я хочу сказать тебе сегодня, потому что мы встретились, потому что я его увидела, и теперь чувствую, что всё это кипит во мне, и я должна кому-то рассказать, потому что думаю об этом всё время. Так что сейчас говорю тебе. Я тебе не надоела? У тебя есть полчаса? Послушай, времени еще достаточно.
Он, наверное, уважал нас обеих, даже в какой-то мере любил. Но ни его мать, ни я его не понимали. Это - большая ошибка нашей жизни.