1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Только что я сказала, что ощутила атмосферу побега. Но кроме того я заметила таинственность и бесчинство. Не подумай, что это была лачуга, эти трущобы, в которых находят пристанище бедные слуги. Это была чистая удобная комната, комната служанки в доме моей свекрови и не могла быть другой. Я также сказала, что она походила на гостевую комнату в монастыре: эти маленькие кельи, в которых гость не только живет, спит и купается, но еще и спасает душу. Каждый предмет в таком месте - вся атмосфера - постоянно напоминает о строгих заповедях высшего существа... В комнате не было и следа духов, одеколона или ароматного мыла. На умывальнике лежал кусок обычного таллового мыла, такое используют для стирки. Рядом вода, чтобы чистить зубы, зубная щетка, щетка для одежды и гребешок. Кроме того, я заметила коробочку рисовой пудры и мягкую замшевую мочалку. Вот и все пожитки этой женщины. Я рассмотрела их все по очереди.

  На прикроватном столике стояла групповая фотография в рамке. Две маленьких девочки, два бойких юноши, один из них - в форме, и перепуганная пожилая пара, мужчина и женщина в парадной одежде. Иными словами, семья где-то за Дунаем. Рядом - недавно сорванная аментула в стакане воды.

  Клубок незаштопанных чулок лежал в корзине для шитья на столе возле старого туристического буклета, на яркой обложке которого дети играли на пляже, вдали - морская зыбь. Буклет потрепанный, уголки загнуты - было видно, что его постоянно перечитывают. А на дверях висело черное платье служанки с белым передником. Вот и всё, что было в этой комнате.

  Эти заурядные предметы свидетельствовали о суровом самоограничении. Можно было сказать вот что: кто бы здесь ни жил, его не нужно было приучать к порядку - порядок был у нее в крови, она сама смогла ему научиться. Достаточно ли тебе известно о комнатах служанок, знаешь ли ты, чем они заполнены? Необычные предметы, все эти вещицы, которых требует их внутренняя жизнь: причудливые леденцы-сердечки, яркие открытки, старые, давно протертые подушечки, дешевые фарфоровые фигурки - вещи, которые выбросили из другого мира, из мира тех, кто стоит выше их на социальной лестнице...Когда-то у меня была горничная, которая коллекционировала опустошенные мною коробочки от рисовой пудры и мои пустые флакончики от духов: она коллекционировала их так, как богатые ценители коллекционируют табакарки, готическую резьбу или картины французских импрессионистов. В мире слуг эти предметы являются воплощением красоты, как произведения искусства. Потому что никто не может жить, удовлетворяя лишь элементарные потребности реального мира...нам нужно в жизни немного излишеств, что-то ошеломляющее, что-то сверкающее, что-то очаровательное, каким бы дешевым или ничего не стоящим оно ни было. Мало кто способен жить без мечты о красоте. Должно быть что-то - красная открытка с позолотой, на которой изображен рассвет или закат в лесу. Нам такое нравится. Бедняки в этом от нас не отличаются.

  Но в этой комнате за закрытой дверью я столкнулась с чем-то другим.

  Женщина, занимавшая эту комнату, решительно удалила из нее все элементы комфорта, безделушки и дешевый блеск. Было видно, что она строго и безжалостно лишила себя всего, что мир расточает и считает роскошью. Это была простая комната. Словно женщина принесла обет, чтобы жить здесь. Но обет, женщина, комната - всё это было неприветливым. Вот почему мне стало страшно.

  Это была комната не игривой маленькой кокетки, которая получает в наследство от хозяйки шелковые чулки и ненужную одежду, втайне душится французскими духами мадам и строит глазки хозяину дома. Женщина, которая стояла передо мной, не была обычным демоном домашнего хозяйства, любовницей из народа, коварной обольстительницей из декадентского буржуазного дома. Эта женщина не была возлюбленной моего мужа, даже несмотря на то, что хранила его фотографию в медальоне, который носила на шее на сиреневой ленте. Знаешь, что это была за женщина? Я расскажу, что почувствовала: я почувствовала, что она враждебна, но - ровня мне. Она была столь же страстной, чувствительной, сильной, достойной, уязвимой и полной страданий, как я, как все, кто знает о своем высоком социальном статусе. Я сидела в кресле, держала в руке сиреневую ленту и не могла произнести ни слова.