В то время Дебор и Делёз шли против течения. В 1989–1991 годах «короткий двадцатый век» подходил к внезапному концу. Он был ознаменован событиями, которые многим казались обнадеживающими, включая падение Берлинской стены и распад биполярного мира времен холодной войны. Наряду с триумфалистскими нарративами глобализации и поспешными декларациями об историческом конце конкурирующих мировых систем широко продвигались «парадигмы» «постполитической» и «постидеологической» эпохи. Двадцать лет спустя трудно вспомнить, с какой серьезностью делались эти пустые заявления от имени Запада, который, казалось, должен был вот-вот без труда занять и переделать по своему подобию всю планету. Не случайно это был также тот момент, когда возникла, казалось бы, из ниоткуда, неопределенная сущность, к которой тогда магически взывали, под именем «киберпространства». О его появлении возвестил набор беспрецедентных инструментов, позволивших ни много ни мало изобрести человеческое «я» и его отношение к миру. Но уже к середине 1990-х годов эта пропагандистская ретро-психоделическая эйфория рассеялась, поскольку стало яснее, что хотя киберпространство действительно было переосмыслением «я», но это переосмысление и преобразование осуществляли транснациональные корпорации.
Но момент в начале 1990-х был решающим не столько для чего-то нового или беспрецедентного, сколько для реализации и консолидации системных возможностей, в зародыше уже присутствовавших на фабриках Аркрайта и лишь частично реализованных с появлением транспортных и коммуникационных сетей XIX столетия. К концу XX века стала видна более широкая и более полная интеграция человеческого субъекта с «неизменной непрерывностью» капитализма 24/7, который всегда по своей сути был глобальным. Сегодня постоянно действующие сферы коммуникации, а также производства и распространения информации проникают повсюду. Временная подстройка индивида к функционированию рынков, вызревавшая два столетия, лишила смысла различие между рабочим и нерабочим временем, между общедоступным и частным, между повседневностью и организованной институциональной средой. В этих условиях безудержная финансиализация ранее автономных сфер социальной активности продолжается. Сон — единственный сохранившееся барьер, единственное оставшееся «естественное состояние», которое капитализм не может устранить.