A moon gate in my wall: собрание стихотворений

You are not you; you are an ancient dream,
an echo of a song, the old unrest
of very distant strings, the swaying gleam
as morning comes, and starlight wavers west.

You are the words of onward running brooks;

a roadway, traveled ere the shadow clears;
a prayer, recited from unopened books,
a hymn to God unknown, who never hears.

I will inter the day that had to die

and hide my grief within his royal shroud,
and over shores where sacred rivers lie
my pyramid will rise to touch the cloud.

1925

61. «От коричневых северных гор…»

От коричневых северных гор
протянулся покой,
пой —
сотки своей песней узор
для меня золотой.

Пусть тоска увернется, как вор,

и пригнется в пыли,
ты
будь песней моей с этих пор
до заката земли.

1926

62. Молитва («Есть Господь. Сердце ведает, молится…»)

Есть Господь. Сердце ведает, молится:
— «Боже, дай избушку мне — у околицы.
Дай колодец ключевой у заваленки.
Дай лапти и валенки.
Дай ведрышко, ходить по грибы.
Хорошо бы еще хоть горшочек, вместо трубы.
Дай еще — красную коровку,
И землицы — посадить свою морковку.

И еще, не забудь, одолжи

Хоть полдесятинки ржи.
А главное — березку у порога.
Неужели не дашь? Разве много?»

1925

63. Сон («Старуха гадалка седая…») [71]

Старуха гадалка седая
возле наших ворот проходила.
Я ее о тебе спросила,
зачем и сама не знаю.

Она число указала

и пристально так смотрела,
— огорчить, должно быть, не смела,
только долго руку держала.

Прошептала, кивая: «Смотри,

как красиво цветы распустились!
Как красиво по небу увились
розоватые краски зари!

Отчего ты горюешь? Не надо».

И потом медяшку взяла
и, согнувшись низко, ушла
за изгибы железной ограды.

1926

64. «Розово-коричневые клубы…»

Розово-коричневые клубы
западных последних облаков.
Подойди ко мне! И прямо в губы
поцелуй, без слов.

Самородки на небе без меры,

серебро, алмазы, аметист.
Я молчу. Перед лицом Венеры
не дрожит и лист.

Я молчу — и ты пока со мною,

и, как в правду, верю в глупый сон:
но вздохну — и призрак за спиною
уплывет в каньон.

Заболят глаза от гор лиловых,

хоть и знаю, что не нужно ждать,
потому что привидений новых
не найти опять.

1925

65. «Упал и вдребезги разбился…»

Упал и вдребезги разбился
сосуд, зовущийся мечтой,
который в сердце серебрился
лампадой хрупкой и святой.

Остался сир и полон болью

тот угол, где она жила,
и по окрестному раздолью
печаль туманом поплыла,

и долго гулкое звенело,

катилось эхо по реке,
как будто небо сожалело
о человеческой тоске.

1928

66. «Дальний берег синей реки…»