Адольф

Горе тому, кто, въ первыя минуты любовной связи, не вритъ, что эта связь должна быть безконечною. Горе тому, кто въ объятіяхъ любовницы, которую онъ только что покорилъ, хранитъ роковое предвдніе, и предвидитъ, что ему нкогда можно будетъ оставить ее. Женщина, увлеченная сердцемъ своимъ, иметъ въ эту минуту что-то трогательное и священное. Не наслажденія, не природа, не чувства развратители наши, нтъ, а расчеты, въ которымъ мы привыкаемъ въ обществ, и размышленія, рождающіяся отъ опытности. Я любилъ, уважалъ Элеонору въ тысячу разъ боле прежняго, въ то время, когда она отдалась мн. Я гордо представалъ людямъ и обращалъ на нихъ владычественные взоры. Воздухъ, которымъ я дышалъ., былъ уже наслажденіемъ; я стремился къ природ, чтобы благодарить ее за благодяніе нечаянное, за благодяніе безмрное, которымъ она меня наградила.

Глава четвертая

Прелесть любви, кто могъ бы тебя описать! Увреніе, что мы встртили существо, предопредленное намъ природою; сіяніе внезапное, разлитое на жизнь и какъ будто изъясняющее намъ загадку ея; цна неизвстная, придаваемая маловажнйшимъ обстоятельствамъ; быстрые часы, коихъ вс подробности самою сладостью своею теряются для воспоминанія и оставляютъ въ душ нашей одинъ продолжительный слдъ блаженства; веселость ребяческая, сливающаяся иногда безъ причины съ обычайнымъ умиленіемъ; столько радости въ присутствіи и столько надежды въ разлук; отчужденіе отъ всхъ заботъ обыкновенныхъ; превосходство надъ всмъ, что насъ окружаетъ, убжденіе, что отнын свтъ не можетъ достигнуть насъ тамъ, гд мы живемъ; взаимное сочувствіе, угадывающее каждую мысль и отвчающее каждому сотрясенію; прелесть любви — кто испыталъ тебя, тотъ не будетъ умть тебя описывать!

По необходимымъ дламъ графъ П. принужденъ былъ отлучиться на шесть недль. Я почти все это время провелъ у Элеоноры безпрерывно. Отъ принесенной мн жертвы привязанность ея, казалось, возросла. Она никогда не отпускала меня, не старавшись удержать. Когда я уходилъ, она спрашивала у меня, скоро ли возвращусь. Два часа разлуки были ей несносны. Она съ точностью боязливою опредляла срокъ моего возвращенія. Я всегда соглашался радостно. Я былъ благодаренъ за чувство, былъ счастливъ чувствомъ, которое она мн оказывала. Однако же обязательства жизни ежедневной не поддаются произвольно всмъ желаніямъ нашимъ. Мн было иногда тяжело видть вс шаги мои, означенные заране, и вс минуты такимъ образомъ изсчитанныя. Я былъ принужденъ торопить вс мои поступки и разорвать почти вс мои свтскія сношенія. Я не зналъ, что сказать знакомымъ, когда мн предлагали поздку, отъ которой въ обыкновенномъ положеніи я отказаться не имлъ бы причины. При Элеонор я не жаллъ о сихъ удовольствіяхъ свтской жизни, которыми я никогда не дорожилъ; но я желалъ, чтобы она позволила мн отвязываться отъ нихъ свободне. Мн было бы сладостне возвращаться къ ней по собственной вол, не связывая себ, что часъ присплъ, что она ждетъ меня съ безпокойствомъ, и не имя въ виду мысли о ея страданіи, сливающейся съ мыслью о блаженств, меня ожидающемъ при ней. Элеонора была, безъ сомннія, живое удовольствіе въ существованія моемъ; но она не была уже цлью: она сдлалась связью! Сверхъ того я боялся обличить ее. Мое безпрерывное присутствіе должно было удивлять домашнихъ, дтей, которые могли подстерегать меня. Я трепеталъ отъ мысли разстроить ея существованіе. Я чувствовалъ, что мы не могли быть всегда соединены, и что священный долгъ велитъ мн уважать ея спокойствіе. Я совтовалъ ей быть осторожною, все увряя ее въ любви моей. Но чмъ боле давалъ я ей совтовъ такого рода, тмъ мене была она склонна меня слушать. Между тмъ я ужасно боялся ее огорчить. Едва показывалось на лиц ея выраженіе скорби, и воля ея длалась моею волею. Мн было хорошо только тогда, когда она была мною довольна. Когда настаивая въ необходимости удалиться отъ нея на нкоторое время, мн удавалось ее оставить, то мысль о печали, мною ей нанесенной, слдовала за мною всюду. Меня схватывали судороги угрызеній, которыя усиливались ежеминутно и наконецъ становились неодолимыми; я летлъ къ ней, радовался тмъ, что утшу, что успокою ее. Но, по мр приближенія въ ея дому, чувство досады на это своенравное владычество мшалось съ другими чувствами. Элеонора сама была пылка. Въ ея прежнихъ сношеніяхъ, сердце ея было утснено тягостною зависимостью. Со мною была она въ совершенной свобод; потому что мы были въ совершенномъ равенств. Она возвысилась въ собственныхъ глазахъ любовью чистою отъ всякаго расчета, всякой выгоды; она знала, что я былъ увренъ въ любви ея во мн собственно для меня. Но отъ совершенной непринужденности со мною она не утаивала отъ меня ни одного движенія; и когда я возвращался къ ней въ комнату, досадуя, что возвращаюсь скоре, нежели хотлъ, я находилъ ее грустною или раздраженною. Два часа заочно отъ нея мучился я мыслію, что она мучится безъ меня: при ней мучился я два часа пока не успвалъ ее успокоить.